Клеопатра
Шрифт:
И эта женщина-царица, которая получила в жизни, по существу, столь мало любви, которой приходилось искать в Риме таких соправителей, которые не грозили бы ей смертью, обманутая, покинутая пятидесятилетним Цезарем в возрасте двадцати лет и настрадавшаяся от выходок сорокалетнего Антония, когда ей было за тридцать, становится вдруг торжествующим
Поразительно, но благодаря этой репутации мнимой счастливицы создался культ Клеопатры, управлявшей своей судьбой и дерзнувшей действовать наподобие мужчины, взяв на себя весь груз ответственности. Она сравнялась по уровню с Цезарем и оказалась на целую голову выше единственной женщины античных времен, которую можно с ней сравнить, — Береники, возлюбленной Тита, чья участь дает нам основание вспомнить о том, как обходился с Клеопатрой Цезарь.
Но история дала Клеопатре реванш еще иного рода. Не египетская царица заставила бурлить тайные подземные реки на Востоке. Вряд ли она осознавала их силу и значение в будущем. Вероятно, для нее важнее всего было воссоздание Великого Египта, сотворенного некогда руками ее предков. Но роль Востока она понимала, конечно, до конца. Не менее, чем Цезарь, Антоний или Октавиан. Восток означал богатство, роскошь, особый стиль жизни, и Октавиан-Август в течение своего долгого правления пытался противопоставить ему традиции Рима — его религию, умеренность. Мы можем по достоинству оценить весомость аргументов в спорах давней эпохи. Наставник праведности, которого нам открыли кум-ранские рукописи, жил во времена деда и бабки Клеопатры и Ирода, и внукам Клеопатры суждено было столкнуться с первыми христианами. Рим превратился в оплот новой веры, но сперва им стала Александрия, напоенная соками Востока, которые одурманили в городе Клеопатры и Цезаря и Антония. Минет всего двести пятьдесят лет после смерти Клеопатры, и на римский престол взойдет сирийский жрец солнца, за свою красоту выбранный в четырнадцать лет императором, и его
Каков бы ни был нос Клеопатры, облик мира изменился. Давайте же отведем царице Египта достойное место в истории, припомнив при этом, что она смутно ощутила подземные толчки, которые были провозвестниками перемен. Она со своим «тонким умом» была достойна Цезаря. Она пала под ударами тех самых достопочтенных людей, которые завершили цезарианскую эпопею. Она приняла участие в той трагедии, которая определила пути развития всей Римской империи. Аспид в александрийской усыпальнице завершил то действо, которое началось в мартовские иды 44 года в сенате. Мы отчетливо видим Клеопатру лишь тогда, когда она в пышном одеянии вступает в смерть. Остальное — лицо, голос, взгляд, красота — канули в пустые глазницы на статуях Цезаря. У нас всего лишь силуэт, он дает, быть может, пищу нашим мечтам и побуждает нас сказать, подобно Хармионе, перед тем как опустится занавес в трагедии Шекспира:
Так надлежало поступить царице,
Наследнице славнейших государей,
Ах, воин!.. [67]
67
Шекспир В. Антоний н Клеопатра. Т. VII. С. 254.