Клеопатра

Хаггард Генри Райдер

— Если сокровище находится еще здесь, — сказал я Клеопатре, — как во времена моего предка, великого жреца пирамиды, то оно скрыто в недрах громады, которую ты видишь перед собой, Клеопатра! Путь туда полон труда, опасностей и ужаса. Готова ли ты войти, потому что ты сама должна идти туда и обсудить все!

— А разве ты не можешь, Гармахис, вместе с евнухом идти туда и принести сокровище? — спросила Клеопатра, мужество которой начало слабеть.

— Нет, Клеопатра, — отвечал я, — не только ради тебя, но даже ради блага Египта я не могу это сделать, иначе из всех грехов моих это будет величайший. Я поступаю на законном основании. Я имею право, как наследственный хранитель тайны, по просьбе показать правящему монарху Кеми место, где лежит

сокровище, и также показать предостерегающую надпись. Когда монарх увидит и прочтет надпись, он должен рассудить, так ли сильна нужда Кеми и дает ли она ему право пре небречь проклятием усопшего и наложить руки на сокровища! От его решения зависит все это ужасное дело.

Три монарха — так гласят летописи, которые я читал, — осмелились войти сюда в минуту нужды. Это была божественная царица Хатшепсут, избранница богов, ее божественный брат Техутим Мен-Кепер-ра и божественный Рамзес Ми-амень. Никто из них не осмелился дотронуться до сокровищ; как ни велика была нужда в деньгах, все же они не решились на это деяние. Боясь, что проклятие обрушится на них, они ушли отсюда опечаленные!

Клеопатра подумала немного, и ее смелая душа преодолела страх.

— Во всяком случае, я хочу видеть все своими глазами!

— Хорошо! — ответил я.

С помощью евнуха я нагромоздил камни около основания пирамиды выше человеческого роста, вскарабкался на них и начал искать тайный знак в пирамиде, величиной не более листа. Я не скоро нашел его, непогоды и бури почти стерли его с эфиопского камня. Затем я нажал его известным мне образом изо всей силы. Пролежавший спокойно целый ряд столетий камень повернулся. Показалось отверстие, достаточное, чтобы в него мог пролезть человек. Из отверстия вылетела огромная летучая мышь, белая, почти седая, словно покрытая пылью веков, такой величины, какой я никогда в жизни не видал, величиной с сокола. Она с минуту кружилась над Клеопатрой, потом поднялась и исчезла в ярких лучах месяца. Клеопатра вскрикнула от ужаса, а евнух упал ниц со страху, думая, что это дух-хранитель пирамиды. Мне самому было страшно, но я молчал. Я думаю даже теперь, что это был дух Менкау-ра, который, приняв образ летучей мыши, как бы предостерегал нас, улетев прочь из своего священного дома.

Я ждал некоторое время, чтобы затхлый воздух в отверстии несколько освежился. Потом я зажег три светильника и, поставив их у входа в отверстие, отвел евнуха в сторону, заставив поклясться живым духом того, кто почивает в Абуфисе, что он никогда не скажет никому о том, что увидит.

Евнух поклялся, весь дрожа от страха. И действительно, он ничего никому не сказал.

Затем я влез в отверстие, взяв с собой веревок, обвязал себя одной веревкой вокруг тела и позвал Клеопатру с собой. Крепко держа подол своего платья, Клеопатра пришла; я помог ей влезть в отверстие, и она очутилась позади меня в проходе, выложенном гранитными плитами. За нами пролез и евнух. Тогда я еще раз посмотрел план прохода, который принес с собой. Этот план был списан с древних письмен и дошел до моих рук через сорок одно поколение моих предшественников, жрецов пирамиды Гер; знаки, которыми он был написан, были понятны только посвященному. Я повел своих спутников по мрачному проходу к таинственно молчаливой гробнице.

Озаряемые слабым светом, мы спустились по крутому уклону, задыхаясь от жары и густого, затхлого воздуха. Мы прошли уже каменные постройки и очутились в галерее, вырытой в скале. На двадцать шагов или более она сбегала круто вниз, потом уклон уменьшался, и мы оказались в комнате, окрашенной в белый цвет и такой низкой, что я, благодаря своему высокому росту, не мог стоять прямо. В длину она была около четырех шагов, шириной — в три шага и украшена скульптурой. Клеопатра опустилась на пол и сидела неподвижно, измученная жарой и глубоким мраком.

— Встань! — сказал я ей. — Нам нельзя оставаться здесь, иначе мы потеряем силы!

Она встала. Рука об руку мы прошли комнату и остановились перед огромной гранитной

дверью, под тяжелым сводом. Еще раз взглянув на план, я придавил ногой известный мне камень и стал ждать. Внезапно и тихо, не знаю, каким образом, громада поднялась с своего ложа, высеченного в скале. Мы прошли дальше и очутились перед другой гранитной дверью. Опять я нажал известное мне место двери. Она широко распахнулась. Мы прошли через нее, и перед нами предстала третья дверь, еще огромнее и крепче пройденных. Согласно плану, я ударил дверь ногой, она тихо опустилась, словно под влиянием волшебного слова, и верх ее оказался на уровне каменного пола. Мы достигли другого прохода, в сорок шагов длиной, который привел нас в большую комнату, выложенную черным мрамором; она имела девять локтей в вышину и ширину и тридцать локтей в длину. На мраморном полу ее стоял большой гранитный саркофаг, на котором были выгравированы имя и титул царицы Менкау-ра. В этой комнате воздух был чище, хотя я не знаю, каким образом он проникал сюда.

— Сокровища здесь? — прошептала Клеопатра.

— Нет, — ответил я, — следуй за мной!

Я повел ее по галерее, куда мы попали через отверстие в полу большой комнаты, которое запиралось подъемной дверью. Теперь эта дверь была отворена. Пройдя шагов десять, мы подошли к колодцу глубиной в семь локтей. Поправив конец веревки, которой я обвязал себя вокруг тела, и прикрепив другой к кольцу на скале, я спустился вниз, держа светильник в руках, в место упокоения божественного Менкау-ра. Потом веревка поднялась наверх, и Клеопатра была опущена вниз евнухом. Я принял ее в свои объятия, приказав евнуху, хотя против его желания, так как он боялся остаться один, ожидать нашего возвращения у колодца: не подобало ему входить туда, куда мы вошли.

XI

У гробницы божественного Менкау-ра. — Письмена на груди Менкау-ра. — Захват сокровища. — Обитатель гробницы. — Бегство Клеопатры и Гармахиса из священного места

Мы стояли в маленькой сводчатой комнате, вымощенной и выложенной большими глыбами сионского гранита. Перед нами, высеченный из цельного базальта, в виде деревянного дома, на сфинксе с золотым лицом находился саркофаг божественного Менкау-ра. Мы молча смотрели на него. Мертвая и торжественная тишина священного места подавляла нас. Над нами на громадную высоту высилась пирамида, уходя в ночное небо.

Мы находились глубоко в недрах скалы, одни с мертвецом, вечный сон которого мы готовились нарушить. Ни один звук, ни одно движение воздуха, ни один признак жизни не нарушал мрачного молчания смерти. Я смотрел на саркофаг: его тяжелая крышка была снята и лежала сбоку, а вокруг слоями лежала вековая пыль.

— Смотри! — прошептал я, указывая на письмена, начертанные краской на стене в виде священных символов древности.

— Прочитай их, Гармахис, — отвечала Клеопатра тихо. — Я не могу.

Я прочитал: "Я, Рамзес Ми-амень, в день и час нужды посетил эту гробницу. Хотя нужда моя велика и сердце мое смело, я не смею навлечь на себя проклятие Менкау-ра. О ты, кто придешь сюда после меня, если душа твоя чиста и нужда Кеми неотложна, возьми то, что я оставил!"

— Где же сокровище? — прошептала Клеопатра. — Это золотое лицо сфинкса?

— Да, здесь, — отвечал я, указывая на саркофаг, — подойди и смотри!

Она, взяв меня за руку, подошла ближе. Покрывало было снято, но разрисованный гроб фараона находился в недрах саркофага. Мы взобрались на сфинкса, я дунул, и пыль полетела от моего дуновения. Тогда можно было прочесть на крышке: "Фараон Менкау-ра, дитя Неба. Фараон Менкау-ра, царственный сын солнца. Фараон Менкау-ра, лежавший под сердцем Нут. Нут, твоя мать, окутывает тебя чарами своего священного имени! Имя твоей матери, Нут, есть тайна неба. Нут, твоя мать, причисляет тебя к лику богов! Нут, твоя мать, одним дыханием уничтожает своих врагов! О фараон Менкау-ра, живущий вовеки!"