Клетчатый тапир
Шрифт:
— Моя бы воля, я вас никуда сегодня не пустил бы.
— Так не ваша воля, Кирюша. И не моя. Все мы в руках начальства, а оно что-то не шлет за мной вертолета.
— Да вон летит, он же почти бесшумный.
Вертолет завис над вечерней долиной, явившись из ее горлышка, как джинн из бутылки.
Снизившись, он выкинул лесенку, и Варвара юркнула в люк, даже забыв помахать на прощанье Кирюше.
— Что за спешка? — спросил Шэд, выглядывая из верхней кабинки. — С вами ничего?..
Она отчаянно замотала головой:
— Скорее, Шэд, скорее! Я потом объясню. Так надо! Шэд исчез, и машина круто пошла вверх. Даже уши заложило. Варвара некоторое время
Девушка встала, приподняла верхний люк — потолок как раз касался ее волос.
— Шэд, к вам можно?
— Ну разумеется! — Широченная лапа спустилась из люка, Варвара вцепилась в нее и мгновенно была подтянута в верхнюю кабину. Шэд, развалившийся на двух водительских креслах разом, немного потеснился, и Варвара пристроилась на кожаном сиденье, с удивлением отмечая, что кожа-то натуральная. Полукруглая прозрачная морда кабины позволяла хорошо видеть все под ногами. Там змеилась дорога, перечеркнутая вечерними тенями.
— Ох, копуши! — проворчал Шэд, и Варвара увидела две спаренные туши путеукладчиков, похожие на гигантских кротов нос к носу, и фигурки людей в зеркальных комбинезонах, и малиновый, только еще начавший остывать участок свежепроплавленного шоссе. Дальше виднелись брошенные грузовики, похожие на спящих бронтозавров, подобравших под себя хвост и голову. Страшная рана, нанесенная здешней земле водяным тесаком, не только не заживала, но из-за осыпей стала еще заметнее. Казалось, кто-то хотел отхватить кусок планеты, как ломоть арбуза, да силенки не хватило, вот и остался порез на корке.
— Третий день не можем доставить с космодрома батискаф, — ворчливо проговорил Шэд, встревоженный упорным молчанием девушки. — Командор уже весь отчет составил, остались только глубинные замеры.
— А вертолетом нельзя? — равнодушно сказала Варвара, только чтобы не молчать.
— Расстояние великовато. Впрочем, если бы командор торопился… — в интонации прослушивался какой-то намек.
— Как же вы обходитесь на тех планетах, где не проложено дорог? — поспешно перебила его Варвара, чтобы не пускаться в обсуждение поступков командора.
— А там, где нет дорог, мы садимся прямо на берегу. Это уж тут нас заверили, что регион вполне обжит. Вот нас и потянуло на курортные условия, благо полтора года не отдыхали. Ну, ничего, вот составим отчет…
— И — на Матадор!
— Это точно. Впрочем, вы-то не радуйтесь, вам Матадора с его прелестями не видать: Гюрг собирается запихнуть вас в спецшколу дальнепланетников под Фритауном и сейчас ежевечерне сражается с бюрократическим руководством по аларм-связи, благо стратегической разведке разрешено ею пользоваться и в личных целях.
— А что, там большой конкурс?
— Конкурса там вообще нет — в последнее время наша профессия популярностью не пользуется… Просто до сих пор туда девиц не принимали.
— Люблю быть первой, — безразлично отозвалась Варвара.
Ее сейчас не волновала ни собственная судьба, ни тот факт, что ею, то есть судьбой, распоряжается кто-то посторонний. В ней затеплился старинный детский страх, который она испытывала, когда удавалось добыть билет в любимый театр. Раз десять она проверяла дату, время начала представления, и все же, просовывая
Вот и сейчас возникло то же сосущее под ложечкой ощущение: а вдруг на самом деле ничего нет? Разыграли Полупегаса, а может, и не его, а кого-то другого? Анодированная фольга, и все такое? А может, и рисунка нет, и весь разговор с роботом ей приснился — могла же она прикорнуть на подоконнике под закатным солнышком?
Внизу показалась наконец темно-зеленая прибрежная полоса и рассеченный надвое пятиугольник Пресептории.
— Шэд, миленький, — почему-то шепотом проговорила Варвара, — вы можете посадить машину перед воротами? Так надо.
Шэд посмотрел на нее как на чудо морское, пожал плечами и резко бросил машину вниз.
— Подождать? — только и спросил он, когда вертолет упруго коснулся дороги.
— Нет!
— Тогда держите,
Тяжелая рукоять портативного десинтора легла в ее ладонь. Хорошо еще, не спросил: «Стрелять умеете?» Варвара засунула оружие за пояс, рядом с неразлучным ножиком, и прыгнула вниз. Вряд ли Пресептории угрожает массированное нашествие перистых удавов, а против асфальтовых обезьян все равно любой десинтор бессилен. Но Шэду так спокойнее.
Прорезанная водопадом траншея должна была пролегать где-то справа от ворот, метрах в ста. Девушка раздвинула кусты и полезла под ними по каменистой осыпи, кое-где поросшей мхом. Миновала пустой шалаш — заброшенное пристанище «рыцаря Тогенбурга». Заросли были пусты и беззвучны, а сложенная из циклопических монолитов стена уходила вверх на добрых пять метров, холодная и непроницаемая, словно отгородившая сейчас девушку от всего мира. Темнело на глазах, и Варвара пожалела, что не взяла у Шэда фонарик. Может, связаться с ним по фону и попросить посветить сверху — наверняка на вертолете есть прожектор…
И в эту минуту она увидела все — и громадные глыбы, отколовшиеся от старой кладки, и рваную рану расщелины, края которой были завалены раскиданным и скрученным в жгуты буреломом, и за всем этим, в неглубокой нише, открывшейся после обвала, теплое мерцание золота.
Варвара, затаив дыхание, на четвереньках переползла через нагромождение вырванных с корнем кустов и замерла на краю свежего оврага. Он начинался не от самой стены, а примерно в полутора метрах от нее, и Варвара, пробираясь между расколотыми глыбами, все медленнее и медленнее, как завороженная, приближалась к червонной плите, на которой с удивительной достоверностью и, вероятно, в натуральную величину был изображен некто копытный и, действительно, клетчатый. Он был похож на тапира, но только легче, стройнее, без тапирьей кургузости; скорее можно было предположить, что это — фантастический гибрид между американским тапиром и чистокровным ахалтекинцем. Гордо вскинутая шея была увенчана легкой головой с характерным аристократическим профилем, который скрадывался неудачным поворотом, — животное действительно уходило как бы внутрь рисунка. Что-то было в нем от кентавра, и Варвара поймала себя на мысли, что она с первой же секунды рассматривала его не как условное изображение, не исключающее разгула фантазии неведомого художника, — нет, ей было ясно, что перед нею непонятным образом сделанный снимок. Здесь не присутствовало искусство — одна безукоризненная фотографическая точность. Уж в этом-то она разбиралась.