Клетка для бабочки

Морозова Анна

– Да откуда я знаю!

– Оставаться живым, – одновременно вклинились братья. – Мишка бордельный, ты гений!

– Ну да, у него будет типа миссия. И работа за еду. На свежем воздухе, почти курорт, чего уж. К весне будет как огурчик.

Михаил подошел к окну, где уже стоял Петр Алексеевич, и они оба уставились на голубей. Потом, будто приняв промежуточное решение, Михаил сунул ему телефон с открытой веткой обсуждения, отошел к столу, сел на удобный черный стул с металлической спинкой и стал машинально чертить на листке бумаги. Карниз, голуби. «С восьмого этажа вышла, – пришло ему в голову. – Ну да, вот с такого примерно».

На листке появился большой знак вопроса, ниже – стилизованное тюремное окно с толстой решеткой, вокруг кирпичная кладка. «Заложник», – вывел он на стене. Потом, по ближайшей ассоциации, под окном появился орел с курицей в клюве. Курица получилась упитанная, уже ощипанная и без головы. Ее толстые ножки аппетитно торчали в стороны. Рядом на земле оказалась бутылка кетчупа, потом бутылка пива… Не успел Михаил дорисовать

большую банку соленых огурцов, как Петр Алексеевич подошел, сел рядом, положил телефон. «Оставаться в живых», «типа миссия», – машинально выхватил Михаил последние реплики переписки. Было тихо, только за окном у кого-то сработала сигнализация на машине – негромкое надоедливое тиликанье на одной ноте. Дорисовав банку огурцов, он принялся за небо: с одной стороны листа светило солнце с лучиками, как его рисуют дети, а с другой сверкала толстая, как сосиска, молния. Вопросительный знак между ними он еще раз обвел, отступив немного от контура. Наконец Петр Алексеевич заговорил:

– Я все сделаю. Я перепишу на вас все, что скажете, только, умоляю, давайте попробуем! Больше нет вариантов. Я уверен.

– А если он выполнит задуманное?

– Не выполнит. У него же будет миссия. Я его знаю, он надежный человек. И умеет работать, хотя сейчас ослабел сильно, конечно… У сестры моей в Болгарии так хорошо помогал сарай разбирать! Умоляю вас, пожалуйста, помогите!

– Так. Я могу его пока прописать к себе, до совершеннолетия. Вашу квартиру продаем, вы идете в комнату в спальном районе. Деньги от разницы – на погашение долгов. Комната записывается на меня, это минимизирует мои риски. Все в порядке – она возвращается вам. Моя выгода в работнике. Сейчас, действительно, его помощь по хозяйству будет очень кстати. Будет вести себя неадекватно – верну назад. Вы в этом случае останетесь без жилья. Но и без долгов зато. Не справитесь, опять влезете в долги – продадите бизнес, устроитесь на работу, снимете жилье. Мне будет компенсация за моральный ущерб в виде комнаты. И нужно оформить на меня опекунство тогда, чтобы я мог спокойно прописать Никиту, и вообще мало ли что. А вас временно лишить отцовских прав по причине тяжелой жизненной ситуации, это я все оформлю. Ну как временно, до совершеннолетия, получается, а там уже взрослый. И со школой нужно будет решать. Ему же весной выпускные экзамены сдавать? Как он учится?

– С каждым годом все хуже после того, как мать умерла. Еле на тройки по некоторым предметам. А ведь почти отличником был и музыкалку окончил с отличием. Там о нем прямо с восторгом. И он считал ее своей главной школой. Я уже советовался с директором, предлагают его оставить на второй год, так можно. Но не знаю, как ему про это сказать.

– В общем, вы готовы мне доверить сына? И никаких претензий, если что?

– Я согласен на все! Спасибо!!!

– Ну, тогда за дело!

Следующее письмо от Насти пришло не сразу. «Так. Почему мы перестали дружить. Ну да, наше общение как-то съехало на уровень приятельниц, а потом и вовсе почти сошло на нет. Так, кивнем друг другу при встрече, поулыбаемся, ну, перебросимся парой дежурных фраз. Из-за кого? Я тогда считала, что дело-то уж точно не во мне, просто у нас стало больше дел и занятий. Я получила на день рождения пуделя Малыша, потом стала ходить в клуб собаководов. Оля записалась вольнослушателем, или как это называется, в университет плюс пропадала на курсах бисероплетения и еще в каком-то кружке типа юного реставратора, что ли, при не помню каком музее. Мне это было совсем не интересно, а она не разделяла моих восторгов от секретов дрессировки. Нас объединяло – вот сейчас попробую сформулировать – во-первых, похожее восприятие мира, ну, метафизика немножко, да. Восхищение его красотой. Поиск себя и своего места, попытки понять, как все здесь устроено. Только у меня это в стихи уходило, а она через художественное восприятие шла. Этим мы и были взаимно интересны. Во-вторых, мы восхищались друг другом. Меня завораживало в ней сочетание красоты и решительности, а она „подсела на мои стихи“, это ее слова. В принципе этого сочетания больше чем достаточно, чтобы дружить всю жизнь и при разности интересов. К тому же эта разность даже могла помочь – мы ведь смотрели в одном направлении, только каждый, ну как бы сказать, через свой бинокль, что ли. Мы могли бы приобщить друг друга к своему способу восприятия. Да, так бы и было, но я свернула наше общение. А это сделала именно я, и теперь я это ясно понимаю.

Причины? Давай о них я потом напишу, а то меня зовут. А тут надо прям спокойно посидеть и подумать.

Да, вот еще: ты спрашиваешь, как там Полинка. Куча дел у нее, бегает довольная, что еще год здесь и не надо уезжать на курсы. Всем помогает по периметру, © Миша говорит, что баба Маша ее прям обожает. Ты молодец, что помог все устроить с ее занятиями.

Привет передам обязательно! Хотя вы и так в Телеграме списываетесь, она мне сказала. Ладно, пока все на этом. Лови фотку своего участка, спецом мимо прошла. Вот она, тихая осень. Которая не спросит, или как там было-то. Счастливо!»

«Эх, фотки бы отсюда тоже повыковыривать да сохранить», – подумал Алексей Степанович, разглядывая присланные Настей виды своего участка: смело штурмующие сосну красные листья дикого винограда, малиновые листочки черноплодной рябины, из которых выглядывают черные гроздья ягод, ярко-оранжевые початки облепихи с облетающей серебристыми рыбками листвой… Он

помнил, как эти узенькие листочки пролетали перед ним в его последний приезд на дачу, уже другие листочки, конечно. Погодки тех, что на фото. Еще там были далекие свечки березняка, горящие на закатном солнце раскаленной медью, – бери и рисуй. И ведь собирался в этом году еще туда наведаться, да Москва затянула. Он представил, что сейчас там, ночует у Миши в библиотеке, мышцы приятно ноют после расчистки дорожки, а ступни немного горят: он перед сном выскочил босиком на снег. Потом вздохнул и продолжил чтение. Ничего, будет и у него свой дом! Уже и проект продуман, осталось денег подзаработать.

«Дорогой Алеша, привет! Ну что, продолжаю вспоминать. Представляешь, меня в прошлый раз прямо накрыло. На следующий день проснулась ни свет ни заря, только собиралась перевернуться на другой бок и снова заснуть, а тут оно. Лежала, думала. И знаешь, что поняла? Я стала отдаляться не из-за того, что у меня пудель появился. Я ведь тогда с Игорем познакомилась, там, в клубе собаководов. И как-то инстинктивно почувствовала, что ли: эти два мира, школа и клуб, не должны пересекаться. Тогда я не понимала почему, а тут „со сранья“, как тетя Рая говорит, осознала. Представляешь, я боялась знакомить Игоря с Олей! Вот такая вот загогулина. А что? Ты видел фотки, где мы рядом. Классика! Красивая подруга и я в роли некрасивой подруги. Причем, знаешь, у меня не было комплексов по поводу внешности: спасибо папе, для которого я была самой лучшей, самой умной, самой красивой девочкой на свете. Мама темы внешности избегала вообще, стараясь не замечать моего взросления, да это и к лучшему. Я себя считала не то что красивой, конечно, но вполне симпатичной. А тут Оля, и все стало прямо очень наглядно. Вот сейчас думаю, завидовала ли я ей. Знаешь, это последнее, в чем я тогда себе бы призналась, но все-таки ответ – да. Есть у меня в характере эта черта, причем в самом гадком ее варианте. Не позавидовал – захотел себе так же – постарался – получил, а позавидовал – пожалел себя – оправдал свои проблемы этой нехваткой. Как-то так. И подсаживаешься на это конкретно. Вот я, например, вам с Олей завидую, что вы были друг у друга. Мне очень не хватало в детстве и старшего брата, и младшей сестренки с разницей, как у вас. Ты был ее опорой и еще как бы мостиком между ней и миром взрослых. Мне такого мостика очень не хватало. Еще я завидовала, что у нее есть человек, который разделяет ее интересы и взгляды на жизнь, что ей не надо скрывать свои увлечения, как это было у меня со стихами. Даже два человека – бабушка еще ведь была, в честь которой ее назвали. Они друг друга просто обожали, я так поняла. Видишь, сколько поводов для зависти. Кстати, о поводах. Я тогда сообразила, почему еще так не хотела их знакомить. Они ведь оба рок-музыкой увлекались. Понимаешь? Красивая, интересная, творческая, с общими увлечениями. Слушай, а ведь я тогда все правильно сделала. Так, пока все на этом. Счастливо!

Да, хочешь прикол? Мы сегодня знаешь чем с Полиной и бабой Машей развлекались? Смотрели в Интернете по всяким таблицам и приметам лучшее время для зачатия девочки. Получилось, что прям вот срочно пора этим заняться. Понимаю, что фигня, но они меня почти убедили, представляешь? Так что пожелай нам с Игорем удачи, вдруг и правда все совпадет. И мне почему-то думается, что все получится».

«Так, это прошлый сентябрь получается? А дочка в июне родилась. Ну да, точно. Надо же… – с теплой улыбкой прикинул художник, вспоминая круглощекую, очень тяжелую и крепкую малышку с Настиными глазами – большими, ясными, внимательными. – Это сколько ей уже? Так, сейчас конец 2022, ну да, полгода». Он невольно в тысячный раз прикинул, сколько лет могло бы быть его племянникам, останься его сестра тогда живой. Он был просто уверен, что у нее родились бы мальчик и девочка. Не дождались. Почувствовал огненную тяжесть в груди, отложил планшет, подошел к окну и раскрыл его. Как и всю неделю, небо было затянуто тучами, во влажном воздухе пролетали легкие снежинки. Он осторожно вдыхал этот чуть подмороженный воздух, и вскоре жжение уменьшилось. Да, сейчас все равно легче, чем было до того, как он купил участок. «Все-таки везет мне на хороших людей», – улыбнулся он, возвращаясь к письмам в Телеграме.

– Слушай, а он совсем, что ли, не ревновал? – еле выпроводив Антона спать, спросила баба Рая у Насти, которая пыталась уговорить дочку еще хоть немного пососать молока из налитой груди. – Сцеживаться придется, похоже. Большой перерыв. А девушка ежиков натрескалась.

– Хоть чипсы Антон ей не пихал? – усмехнулась Настя, целуя в макушку дочку. – А то с него станется. Да вроде и не было ревности. Я боялась, все-таки подросток. А он, наоборот, как-то повзрослел сразу. Ну, по-взрослому стал на все реагировать. И Тутуську на него можно было сразу смело оставлять. Я не ожидала, честно говоря. Гулял с коляской, даже до сквера доходил, чтобы на свежем воздухе спала.

– Я и не сомневалась, что помогать будет. А вот ревности боялась. Даже не ревности, а что почувствует себя заброшенным.

– Игорь ему много времени уделял после рождения дочки, тоже понял, что дело пахнет керосином, – заметила Настя.

– Антоша сегодня меня расспрашивал о деде и какой был его папа в детстве. Говорит, боится, что кобелизм у него проявится в генах.

– Вы его успокоили? Хотя я не исключаю такого на самом деле.

Баба Рая кивнула.

– Он влюблялся уже в трех девочек. Ну, хоть по очереди, не параллельно. А сейчас как-то все больше его музыка затягивает, – пожала плечами Настя.