Клетка для бабочки
Шрифт:
Полина старательно шинковала капусту, высунув от усердия кончик языка. Вернувшаяся Виктория Аркадьевна, сокрушенно качая головой, некоторое время смотрела на это зрелище, потом решительно отобрала у девушки нож, схватила доску с капустой и высыпала ее в мусорное ведро.
– Ты не умеешь шинковать капусту! Капуста для борща должна быть нашинкована длинно и тонко, а у тебя она короткая и толстая! Вот, смотри. Все самой приходится делать, а ведь я устала с дороги, да еще после дежурства!
Виктория Аркадьевна сама нашинковала капусту и отправила ее в кастрюлю. Полина стояла рядом, ее руки устало свисали.
– Вот теперь можно добавлять лавровый лист. И чеснок. Ты
Они молча доварили борщ и, оставив его под крышкой, прошли в комнату Виктора Аркадьевича.
– Мой брат – очень талантливый художник и педагог, – начала Виктория Аркадьевна, садясь в низкое кресло.
Полина не посмела сесть на широкий компьютерный стул хозяина дома, помня ситуацию с табуретками, поэтому она просто стояла посреди комнаты. Больше всего ей сейчас хотелось лечь на пол. От усталости и голода, подстегнутого аппетитным запахом борща, немного кружилась голова. Но даже если бы в квартире были ковры, она предпочла бы упасть, чем сделать это под взглядом светло-карих выпуклых глаз гостьи, которая, впрочем, чувствовала себя здесь хозяйкой, в отличие от девушки.
– Тебе очень повезло, что он взял тебя под свое покровительство. Цени это каждый день и старайся соответствовать. Тянись. Ты меня понимаешь?
– Да, – кивнула Полина. Она понимала и сама чувствовала правоту этих слов Виктории Аркадьевны.
Но тут Полина с облегчением услышала звук открываемой двери и стук ботинок хозяина о коврик – он всегда аккуратно обстукивал остатки снега с подошв, прежде чем разуться и поставить обувь подсыхать в специальный поддон. Девушка быстро вышла поприветствовать профессора, который милостиво отдал ей свой любимый кожаный портфель и даже слегка обнял холодными руками. Заметив выходящую в коридор сестру, он быстро пошел ей навстречу, широко улыбаясь.
– Вика, сестренка, какой сюрприз! А я еще в подъезде думаю: где же это так вкусно пахнет?..
Полина уже доедала последние ложки борща, когда поймала насмешливый взгляд Виктории Аркадьевны, которая ела не торопясь, отламывая маленькие кусочки от лежащего на блюдце куска черного хлеба и прерываясь на вопросы брату, как прошел его день. Виктор Аркадьевич тоже ел степенно, подробно рассказывая сестре о болванах студентах и о кураторе, который не хочет оценивать его по достоинству. Полина с восхищением наблюдала, как они управляются с длинной твердой капустой. У нее эта капуста никак не хотела залезать в рот и все время с брызгами падала с ложки обратно в тарелку. «Это потому, что я тороплюсь», – с досадой на себя подумала девушка. А она ведь хотела положить себе добавки! Будет ли это правильным? Ведь девушки должны есть немного, а не как она у дяди Миши мела по две, а то и три тарелки…
– Спасибо, было очень вкусно, – сказала она, стараясь выбрать самый благовоспитанный тон.
Брат и сестра молча, с одинаковым укоризненным выражением, уставились на нее. В глазах сестры промелькнула усмешка, брат же смотрел на девушку как на какую-то зверюшку в зоопарке. Выдержав паузу, он медленно, с ровной интонацией сделал внушение:
– Полина. Ты была так увлечена едой, что не заметила, что перебила двух взрослых людей? Двух родных друг другу людей, которые не виделись целую неделю и хотят пообщаться?
– Простите. Я пойду к себе. Спасибо. – И она, быстро вымыв тарелку под взглядами двух одинаковых светло-карих глаз, которые она чувствовала даже спиной – один насмешливый, другой
«Ничего. Это взросление. У дяди Миши я была девчонкой-разгильдяйкой, которую он сильно разбаловал. Пора взрослеть. Любой рост идет через сопротивление той части, которая не хочет напрягаться. Ленивой, невоспитанной девчонки, которая во мне сидит», – думала Полина. Но у нее был и гораздо более важный повод для раздумий: закрывать ли дверь своей комнаты? Ей это было запрещено. «Мы должны стать одним целым, – наставлял ее профессор. – А если ты будешь закрываться, то так же будет закрываться от меня и твоя душа». С другой стороны, они сейчас доедят и перейдут общаться в большую комнату. Если оставить дверь открытой, не будет ли это выглядеть как стремление подслушивать чужие разговоры? «Закрою», – после некоторого раздумья решила она. Тем более так можно будет немножко прилечь. Она с наслаждением вытянулась на диване, невольно прислушиваясь. Через какое-то время раздался негромкий смех, потом брат сказал сестре:
– Дверь закрыла. А ведь я ей запретил. Ну ладно, зато мы можем спокойно пообщаться, без посторонних ушей.
Полина даже не предполагала, что ей так больно отзовется это «посторонних», и она поспешила поверх этой боли положить слой оправданий, как пластырь. «Ну да, они ведь с детства очень близки. К тому же близнецы, а не только родная кровь. А меня он знает три месяца всего. А я его? Сразу после одиннадцатого сентября, помню, еще в новостях обсуждали годовщину теракта в Америке. И у меня тоже башню сорвало, как и там». Она вспомнила, какое впечатление произвел этот загадочный немолодой уже профессор в стильном сером костюме, преподаватель истории зарубежного искусства. Ее художник Алексей Степанович, который должен был читать этот курс, временно перешел на другие проекты, и к первокурсникам пришел он – профессор. «Как будто судьба привела его и сказала: „Вот, смотри“ – а я смотрела и думала: заметь меня, пожалуйста!» А на следующий раз Полина опоздала. «Интересно, он бы обратил на меня внимание, если бы я не вошла тогда в аудиторию, где он уже рассказывал об открытии первых наскальных рисунков?» На ней были дурацкие джинсы с прорезями на коленках, а ведь тогда ей такие нравились… И грубый свитер, почти как у Данилы в фильме «Брат», а на ногах светло-серые кроссовки с фиолетовыми шнурками. «А ведь он меня разглядел и в такой не женственной одежде. Это судьба потому что», – с улыбкой думала она, перестав прислушиваться к голосам брата и сестры.
Замечтавшись, она сама не заметила, как задремала, и проснулась от негромких слов прямо над своей головой: «Перетрудилась девушка. Целых две морковки потерла». Она притворилась, что спит, что ей оставалось делать?
– Ну и хорошо, меньше слышишь – крепче спишь. Давай вернемся в мою комнату.
Полина услышала, как опять прикрыли ее дверь, как чуть скрипнуло кресло.
– Под статьей ходишь, братец. Ты уж сильно ее не воспитывай до восемнадцати лет, а то еще обидится и заявление на тебя подаст. На работе знают?
– Мы осторожно. И я провел беседу. Она даже родственникам не сообщает подробности, – ответил Виктор Аркадьевич, и в его голосе Полина с удивлением услышала самодовольство и даже хвастовство.
– Это правильно. Главное, чтобы никто не вмешивался. Ей когда восемнадцать?
– В июле. Я опасаюсь реакции родственников, конечно. А вообще планирую в отпуске отвезти ее на море и там сделать предложение. Девушки же любят море, да? Закаты, романтика и так далее.
– Думаешь, она согласится выйти замуж за мужчину под сорок, небогатого, но с высокими запросами к будущей супруге? – спросила сестра.