Клетка из слов
Шрифт:
– Мой отец никогда бы не доверил мне нож, – с завистью говорю я.
– Он классный, – кивает Нат. – Иногда ловит тюленей снастью для акул. Поэтому всегда держит на «Сирене» акулий багор. Ты сначала подбираешься к тюленю сзади, подцепляешь багром, загоняешь снасть и какое-то время ведешь вдоль борта, пока не станет паинькой. А потом вытаскиваешь на берег и приканчиваешь.
Без острого соуса или лимона устрицы отвратительны, но парочку я съедаю. Мы собираем костер из прибитых к берегу коряг. На этот раз у нас получается немного лучше, потому что мы не наваливаем
«Это лучший день в моей жизни», – почти говорю им я, но сдерживаюсь. Я хочу сохранить этот жизненный порыв глубоко внутри, чтобы он перебродил и набрал силу.
Харпер достает из сумки бутылку «Джим Бима». Там осталась еще где-то треть, и мы передаем ее по кругу. Мы морщимся и отфыркиваемся, когда виски обжигает нам нутро.
– Вы спокойно можете сказать мне, – тихо говорит Харпер, – почему подрались.
– Мы не дрались, – виски настраивает меня на лирический лад. – Нат упал и утащил меня за собой.
– Ну и неважно. Вы плохо умеете врать. – Харпер берет в руки пустую бутылку. – Давайте крутанем.
Сердце теплым комком поднимается по горлу прямо ко рту. Я никогда раньше не играл в бутылочку и никого не целовал. Не уверен, понравится ли мне целовать Харпер. Не уверен, что меня не стошнит. Нат внимательно за мной наблюдает. Сквозь белую пелену паники я успеваю подумать, что это значит для нашего уговора.
– Харпер, – начинает он, но она только шипит и смеряет его взглядом.
Харпер кладет бутылку на плоский камень, лежащий между нами. Крутит. Бутылка вращается и сверкает как пропеллер в солнечных лучах. Замедляется и останавливается. Один конец показывает на меня, другой на океан.
– Ты должен поцеловать океан, – заявляет Харпер.
– Но нет таких правил… – беспомощно начинаю, а потом решаю не спорить. Может, я неправильно понимаю правила – я все равно в нее никогда раньше не играл. Наверняка Харпер умеет играть получше меня. – Крутим снова?
– Нет, – щурится Харпер. – Тут наши правила, Уайлдер. Нужно целовать, что велит бутылочка.
Я встаю и чувствую себя воздушным змеем, качающимся на веревочке. Сколько я выпил виски? Иду к берегу, где волны отполировали камешки до драгоценного блеска.
– Какая приятная встреча, – говорю я океану. – Очень милая блузка. – Вода набегает мне на ноги. – Переходим сразу к делу, да? Как скажете, мэм. – Я встаю на колени и целую океан. Он целует меня в ответ, лаская мой рот холодным языком. На секунду я представляю, что чувствую губами соленую кожу.
– Больше языка, – орет Харпер. – Дай ей больше языка!
Тут я понимаю, что она выпила даже больше меня.
Игра заключается в том, что мы целуем любой объект, на который указывает бутылочка. Нат страстно обнимает камень. Харпер обвешивается водорослями, а потом давится и отплевывается.
– Бутылочка для нас закон, – менторски провозглашаю я. – И правило одно. Больше языка. – Харпер со всей силы пихает меня, я опрокидываюсь на теплую гальку и смеюсь так, что сейчас умру.
Когда мы просыпаемся, наши ноги уже наполовину в воде. Прилив почти закончился, так что нам приходится плыть к лодке, задрав головы и водрузив на них одежду и вещи. Холодные соленые волны плещут нам в лицо.
Харпер садится на корму и смотрит в воду. Опускает руку в ее холодную голубизну.
– Не знаю, как Харпер это делает, – произносит Нат. Он понижает голос, и его заглушают волны и мотор. – Когда мы играем в эту игру, бутылка всегда останавливается на чем-нибудь типа дерева. Или камня.
Я останавливаюсь, не успев до конца натянуть джинсы.
– Вы играете в бутылочку… вдвоем?
– Довольно тупо, да? – Он видит мое лицо. – Но теперь все, – быстро прибавляет Нат. – Мы больше не будем играть без тебя, Уайлдер.
Когда мы подплываем обратно к Свистящей бухте, мы будто двигаемся в болоте усталости.
Этой ночью я парю над кроватью в странной горячке, будто в мое тело вошло солнце. Я все еще чувствую, как лодка ныряет подо мной, скользя по волнам. Вот какая жизнь на самом деле, – думаю я. – Сбивающая с ног. А потом выскакиваю из кровати, бегу по холодному узкому коридору в ванную и страшно блюю – куски недоготовленной рыбы обрушиваются в унитаз вместе с потоком обжигающего старого «Джима Бима».
Утром родители уходят на ярмарку мастеров, или на рыбный рынок, или посмотреть достопримечательности, не знаю. Я просто рычу в подушку и отворачиваюсь.
– Нет, – мычу я. – Я останусь дома. Почитаю что-нибудь из списка на лето.
– А, ну ладно, – удовлетворенно произносит отец.
Потом я с гудящей головой снова падаю в темноту.
Наконец около десяти я окончательно просыпаюсь. На улице уже стоит полуденная жара. Делаю кофе и выхожу на солнце с горстью гранолы в кулаке.
Рядом с воротами на траве сидит Харпер. На ней буквально лица нет, и я понимаю, что у нее, видимо, ночь прошла еще хуже. Чувствую укол возбуждения. Она пришла ко мне!
– Ты давно здесь? – спрашиваю я равнодушным тоном. – Нужно было постучаться или покричать.
Она пожимает плечами:
– Я никуда не тороплюсь. Просто скучно. Ната загрузили по дому. Можно кофе? Можно сегодня с тобой потусоваться?
Меня приводит в восторг и ужас перспектива провести с ней весь день наедине.
– Ладно, – соглашаюсь я. – То есть да, конечно! Можем остаться здесь, если хочешь. Родителей нет.
Она кивает.
– Иногда приятно побыть дома. Я уже слегка подустала от моря.