Клей
Шрифт:
– Она вспомнит о тебе, Голли, должно пройти время, – говорю.
Не знаю, чего я рот открыл, я в этом не рублю абсолютно, просто показалось, что это верные слова в подобной ситуации.
Голли стал реально загоняться. Как будто над его головой собралась туча и с каждой минутой становится всё чернее.
– Ребёнку без меня даже лучше, тут ты прав, Терри. Капля молофьи – это всё, что я могу из себя выжать, – сказал он с перекошенным ебалом. – С первой же дыркой. С Гейл. В восемнадцать лет. Радостный до жопы, что развязал наконец. Какая непруха… то есть.. не то я хотел сказать…
Я глянул на Терри, тот поднял бровь.
Самому мне просто офигенно. Не нравится мне эта тема, я хочу, чтоб Голли чувствовал себя так же, как я.
– Слушай, что-то ты депрессуху гонишь. Это ж вечерина! Ёбаный рот, Голли! Ты молодой, здоровый мужик!
– Да я урод никчёмный, наркот грёбаный, – усмехнулся он в приступе ненависти к себе.
Я посмотрел на его детское личико и ущипнул его за щёку.
– Вот что я тебе скажу: как бы ты себя ни травил, выглядишь ты всё ещё очень даже ничего себе.
Но он пока не вписывается.
– Вся дрянь внутри, старичок, – засмеялся он глухо так, тихо, что у меня – мурашки по коже. Потом задумался и говорит: – Можно наскрести собачьего дерьма и положить в нарядную подарочную коробочку с блестящей крышечкой, но внутри-то всё равно будет дерьмо собачье. Похоронку уже кому надо выслали, – простонал он.
– Да ладно, Голли, – говорю, – я сказал, что ты неплохо выглядишь, но чтоб сравнивать тебя с подарочной коробочкой с блестящей крышечкой – такого не было. Выше голову, сынок! В конце концов, – я встал в позу, изображающую старика Блэки из нашей школы, – есть мнение, что в современной системе среднего общего образования нет места гражданскому и религиозному воспитанию. Я этих модных взглядов не разделяю. Как, скажите, образование может быть общим без воспитания ГРАЖДАНСКОЙ позиции и РЕЛИГИОЗНОГО видения мира?
Ну наконец-то он засмеялся. Билли всё это прослушал, поднялся и говорит:
– Пойдём, Голли, прогуляемся.
Голли встал. Вернулась Гудрун, и Билли, отступив, кивнул на неё. От этого Голли ещё больше развеселился, и они вышли вместе в сад.
За вертушки встал Вольфганг, и музон снова потихоньку набрал обороты. Рольф трясёт головой и смеётся. Здоровяк поставил мощнейший трек, сучара, и я чувствую, как накрывает табл, меня слегка мутит, в ушах отстранённый звон, и если я сейчас не встану, то тут же и зарублюсь. Народ побросал мешки и стулья и вывалил на танцпол. Нужно добыть эту тему, не забыть выяснить, кто это. Немцы пустились в пляс, все, кроме Марсии, которая, как они говорят, не очень радостная. Эта хрень с нацизмом где угодно могла всплыть. Нам говорят, что нацисты – психи, но может, они не большие психи и извращенцы, чем либералы. Просто тогда менялась эпоха и у всех поеахала крыша. Это может произойти когда угодно и где угодно. Мне так кажется, судя по развитию событий, что капиталистическая система никогда не станет устойчивой. Найдётся чувак, способный восстановить порядок, и богатые впишутся в расклад, если он оставит их при своём. И произойдёт это в ближайшие лет тридцать.
Вот что меня поражает. Нацики – это не кто-то там. Они есть в каждом народе, как в каждом человеке есть какое-нибудь зло. И беспредельничают они чаще всего потому, что сами боятся или же все вокруг их опускают. Только с любовью мир станет лучше, и я буду дарить эту любовь вместе с музыкой. В этом моя миссия, вот почему я N-SIGN. Карл Юарт им никогда не нравился, потому он – безмозглый мальчишка, выкидывающий руку в нацистском салюте перед таблоидным фотографом, чисто ради прикола, на отдыхе с дружком по футболу. Безмозглый мальчишка даже не знал, кто они такие – эти нацисты, просто его всегда учили относиться к ним с ненавистью и отвращением. Зато он знал, как взбрыкнут чванливые упыри на работе, которые смотрели на него, слышали его окраинный говорок и считали его белым отбросом.
Карл Юарт – гопник, белое отребье – им не нравится. Зато им нравится N-SIGN. N-SIGN играет в ангарах на лондонских вечеринках, поднимает фонды антирасистских групп, любых гражданских организаций. Они обожают N-SIGN. И ни за что на свете не станут думать о том, что единственная разница между Карлом Юартом и N-SIGN состоит в том, что первый разгружал по складам коробки и получал копейки, тогда как второй крутит на тех же складах пластинки и зашибает будь здоров. Тот факт, что они относятся к этим двум так по-разному, говорит значительно больше о них, чем о Карле Юарте и N-SIGN. В пизду всё это, теперь я буду благоразумным и добродетельным. Прикосновение настоящей любви – это великая удача, и это не в твоих руках. Лучшее, что ты можешь сделать, что действительно в твоих силах, – это стать правильным.
Я встал и пошаркал немного с Рольфом и Гретхен. Тут я услышал, как Терри говорит что-то Билли, стоя в большом коридоре, и пошёл разнюхивать, что к чему. Билли стоит на лестнице рядом с потрясающе красивой девушкой. Амазонка – пиздец, в убийственном облегающем платье в чёрно-белую диагональную полоску. Светлые волосы убраны наверх, надменный взгляд, выражение полнейшего самолюбования, всё говорит за то, что секс с ней будет потрясающий, но больше – ничего. В Биллином состоянии этого даже больше чем достаточно. Хедра тоже здесь, они с той, похоже, подружки. Меня никто не видит.
– Голли совсем чего-то ебанулся, я, бывает, за него прямо беспокоюсь, – говорит Терри. – А это история с моей кожурой. Что это такое? Скажи пожалуйста!
– Да он просто прикалывался. Посмеялся децл, – сказал Билли, раздражённый тем, что Терри отвлёк его от тёлочки, которую он, безусловно, клеил. Лоусон, возможно, сам хочет без мыла пролезть, несмотря на присутствие Хедры.
– Да, но смеяться тоже по-разному можно. Не знаю, что там с ним в турма приключилось. Может, его какой-нибудь здоровый пахан отпидорил. Вот у него крышняк и поехал на тему чужих шлангов.
– Ваш друг и нашим и вашим? – улыбнулась Хедра.
– Чушь собачья, – сказал Билли, обращаясь к Терри, но смотря на меня в поисках поддержки.
У Терри, похоже, наболело, и он хочет высказаться.
– Он об этом никогда не говорит. Что-то с ним там приключилось. Вы же видите, какой он с тех пор, как мы сюда приехали? Настроение скачет, как грёбаный раскидайчик.
Я вклинился в разговор, слегка ещё приходуясь таблой, отчего всё вокруг мерцало и поблёскивало.
– Дай ты ему отдохнуть, Тез. Его отец из тюрьмы не вылезал, и сам он отсидел два года ни за что, а потом что было, все мы знаем. И к тому, что там у него было на зоне, это никакого отношения не имеет.