Клей

Уэлш Ирвин

В какой-то момент происходит следующее: одна жирная корова, по-моему немка, забралась на стол, сняла майку и давай махать огромными сиськами. Мы давай её подбадривать, и тут я понимаю, что уже конкретно на кочерге, набухался в ноль, оркестровые барабаны пульсируют в голове, а тарелки грохочут прямо под ухом. Я встал, чисто чтобы проверить, способен ли, и пошёл гулять по палатке.

Голли покупает мне ещё одну нехилую кружечку и начинает втулять, что мы – это Gemeinschaft и есть, однако я не в состоянии выслушивать его пьяный бред, потому что, надравшись, он становится такой липучий, виснет на тебе, тянет куда-то. Мы с ним теряемся, и я обнаруживаю себя рядом с девчонками из Дорсета

или Девона, откуда-то оттуда. Мы звонко чокались «штайнером» и разговаривали о музыке, о клубах, таблетках – обычный, короче, трёп. Одна из них меня реально приколола, её зовут Сью. Она ничего себе, но больше всего мне нравится, что голос у неё как у крольчихи из рекламы карамели «Кэдбери», то, что говорит кролику «притормози и спокойно наслаждайся». А глаза у того кролика выпучиваются, навроде как у Голли, когда он в таблах. У меня, может, у самого сейчас глаза такие, потому что я вдруг представил, как мы неторопливо занимаемся любовью весь день под солнцем на какой-нибудь ферме в Сомерсете, и вот уже я её обнимаю, и она позволяет мне немного её пооблизывать, но вдруг отворачивается, может потому, что я слишком горчя и давление губ зашкалило… Братец Кролик – это ж я, просто я с головой погрузился во всю эту технодурь и хардкор, всё спешу куда-то, а сейчас можно просто расслабиться, братец Кролик…

Как же нахуячился! Я пошёл к бару и купил пива ей и её друзьям и взял ещё шнапса на запивку. Мы их заглатываем, и вот уже Сью танцует со мной прямо возле оркестра, но это больше похоже на полёты вслепую, и тут этот англичанин, манчестерец, притянул меня за шею и говорит:

– Слушай, приятель, ты откуда?

А я ему:

– Из Эдинбурга.

И тут он отвял, наверное потому, что через плечо я видел, как Биррелл просто взял и ёбнул какого-то чувака, может кого-нибудь из его друзей. И не то чтоб сильно, просто экономичный такой боксёрский удар, и чувак тут же сел на жопу. Общее настроение как-то странно меняется, и даже сквозь несколько слоёв заглушающей алкоизоляции это невозможно не почувствовать. Я отцепился от манчестерца, который, позже, прихуел немного, запрыгнул на Сью, и мы пьяным галопом пускаемся вон из палатки и закатываемся за караван, из которого доносится звук генератора.

Она запустила руки мне в ширинку, а я пытаюсь расстегнуть её джинсы, они пиздец какие узкие, но мне всё-таки это удаётся. Под труселями я нащупал её щель и запустил туда палец. Там всё мокрое, так что пройдёт без помех, у меня тоже шняга горит, а я, когда бухой, в таких ситуациях немного нервничаю. Иногда шланг набухнет, но корень всё равно к низу тянет. Сначала нам никак не пристроиться, в итоге я посадил её прямо на генератор, который трясётся – пиздец, снял одну штанину, а трусы у неё такие белые хлопковые, растянутые, что просунуть можно не снимая, и сперва немного туго, но потом всё наладилось. Мы ебёмся, но это не тот неторопливый, тягучий, как карамель «Кэдбери», секс, которого я хотел, а напряжённый, дёрганый, жуткий перепихон. Ей приходится упираться руками в трясущийся генератор и, отталкиваясь от него, тыркаться в меня. Я, в свою очередь, пихаюсь в неё и смотрю на капли пота на её лице, и теперь, когда мы ебёмся, мы куда как больше отстранены друг от друга, чем во время танца. За нами шатаются тени, и из общего гула выделяются возбуждённые голоса англичан, немцев, Биррелла, хуй знает кого.

Я думаю, как возьму её с собой к Вольфгангу и Марсии и мы спокойно, не торопясь, с чувством пофачимся на кровати, как вдруг прямо на нас несётся девка, но нас не видит, потому что её неслабо выворачивает, она старается убрать волосы с лица, но безуспешно. Теперь мои горизонты сузились, я просто хочу выпустить в Сью заряд, но она резко

отстраняется, и я выпадаю. Она натягивает джинсы, застёгивает ширинку, и я тоже пытаюсь заправить шланг в штаны и застегнуться, как слабоумный пытался бы сложить пазл.

– Что с тобой, Линси? – Она подбежала на помощь подруге, которая опять сблеванула. Тут она бросила на меня такой взгляд, будто я виноват, что эта корова так набралась. Я, конечно, купил всем шнапса, но насильно его в глотку никому не заливал.

По выражению её лица и языку тела становится совершенно очевидно, что Сью больше мной не интересуется, что она сожалеет обо всём, что было. Я расслышал, как она пьяным голосом пробормотала про себя:

– Даже без гондона… пиздец как глупо…

Да уж, тут не поспоришь. Я тоже начниаю раскаиваться.

– Пойду посмотрю, как там парни… увидимся внутри, – говорю, но она не слушает, ей просто похуй, и ни один из нас не кончил, так что, даже обладая чрезвычайно гибким воображением, успешным факом это не назовёшь. Ну и хуй ли: не о чём беспокоиться. Говённый секс тоже изредка нужен, чтобы понимать, каким должно быть чёткое фачилово. Если б каждый перепихон был как параграф из порноучебника, это не имело бы смысла, потому что не было б ни исходной точки, ни ориентира. Вот как нужно на это смотреть.

Я пошёл дальше, спотыкаясь, а проходя мимо того, с расквашенным носом, я зацепился за верёвку от тента и чуть не ёбнулся. Ему помоагет друг, который держит его голову подбородком вверх. За ними идёт девушка и с северо-англйским акцентом говорит:

– Как он? Он в порядке?

Те – ноль внимания, она поморщилась, посмотрела на меня и говорит:

– Ну и хуй-то с вами! – Но всё равно поковыляла за ними дальше.

В палатке я пошуровал какое-то время, пока не нашёл Билли, который уже в серьёзнейшем уборе. Он не отрываясь смотрит на костяшки пальцев и потирает их.

– Билли, где Голли? – спросил я, подумав, что Терри хоть с Хедрой, а Голли так вообще один.

Биррелл посмотрел на меня борзо так и сурово сквозь щёлочки глаз, но тут, типа, понял, что это я, и расслабился немного. Он растопырил пальцы на руке и говорит:

– Не могу я на всякое мудачьё расходоваться, у меня скоро важный бой. Если костяшка не заживёт Ронни с ума сойдёт. Но они уже обуревали, Карл. Что я мог поделать. Они уже оборзели. Беспредел. Надо было позвать Терри, чтоб он тут разбирался!

– Всё понятно. Где Голли? – снова спросил я.

Весьма возможно, что мутант-коротышка уже вписался в какую-нибудь передрягу. Меня, однако, удивляет Биррелл, он же среди нас вроде как самый благоразумный.

– Ему стало плохо. Он наблевал на спину девушке, с которой танцевал. А где Терри? Мне одному пришлось убирать трёх упырей. Где вы были?

– Не в курсе, Билли. Пойду их найду. Жди здесь.

Терри сидел рядом с Голли, вид у которого был помятый. Внизу на чёрной футболке подсыхал блевотин, потные волосы встали дыбом, он тяжело дышал, глотая воздух. Терри же ухмылялся и прикалывался вовсю.

– Второсортный материальчик-то, – ревел он Хедре и какому-то немцу. – Посол несчастный. Эй, Гэллоуэй, веди себя, как подобает «хибз», мать твою, – и, указывая на Голли, запел: – Или же ты просто переодетый «джем-тарт»… говно-говно-говно-Гэллоуэй… Тут он вдруг кивнул мне: – А где Белка-шпион? Видел я тут, как он всадил пару гвоздей. Он совсем уже потерялся. Те чуваки к нему даже не заводились. Не может он больше пить, не держит алкашку. У него, наверное, в голове гонг прозвенел, – засмеялся Терри, – остались секунды! Динг-донг! – И она начал петь тему из «Белки-шпиона»: – У него в запасе хитрых штучек тьма, даже злые разбойники не приложат ума… пуленепробиваемая куртка…