Клин клином
Шрифт:
Сначала невестка пришла с рынка и сказала, что видела Минца выходящим из городской библиотеки со стопкой книг под мышкой.
Потом Ксения рассказала, что Минц посетил комиссионку, а заглянувшая к Ксении Гаврилова добавила, что Минц вышел из комиссионки, купив там несколько старых платьев, веер из страусиных перьев и зонтик парасоль.
Наибольшее удивление Удалова вызвала информация о визите Льва Христофоровича в магазин «Иная юдоль», где продавались предметы похоронного инвентаря. Там
Все это Минц оттащил в дом Поганкина. И просидел у Поганкина до самого вечера.
Удалов в очередной раз подошел к окну, когда Минц возвращался домой.
Вид у Минца был усталый, но довольный.
Как у человека, только что завершившего выполнение нелегкого, но обязательного долга чести.
Удалов выглянул в окошко и спросил нарочито обыкновенным и вовсе не обиженным голосом:
– Как успехи, коллега?
Тут Минца скрыла от взоров Удалова стая гигантских вампиров, промчавшихся над улицей.
Потом Минц возник вновь.
– Дело пойдет на лад, – сказал он.
– В каком смысле?
– Рано обещать, – ответил Минц.
На следующее утро в городе полегчало.
Частота появления чудовищ сошла почти на нет.
Люди выходили из домов, вдыхали свежий воздух, щурились от детской радости и понимали, что дождик снова идет для них, солнце светит для человечества и ветер завывает для людей, а не для привидений.
И вот над опустевшей улицей пролетело, вернее, медленно и торжественно проплыло нечто сказочно красивое, как пирожное безе или клубничный мусс.
Почуяв неладное, Удалов кинулся вниз.
Он ворвался в комнату профессора и с порога спросил:
– Ты что сделал, Лев Христофорович?
– Как всегда. Средство придумал.
– Ну говори, говори! – Удалов переминался на пороге, не входил, потому что еще не завтракал, но и уйти не мог.
– Сам догадаешься, – загадочно улыбнулся профессор.
Удалов обиделся и собрался уходить. Минц его не видел. Он брился бритвой «Жиллетт» и гляделся в зеркало.
Вскоре Удалов пошел на улицу.
Драконов там не наблюдалось.
Город был тих, благостен, дети резвились в песочницах и бегали по скверу.
Вдруг они прервали свои игры и испуганно замолчали.
По дорожке сквера бежала незнакомая Удалову красивая молодая женщина в чуть-чуть разорванном длинном белом платье. На ее лице застыло изображение тревоги и душевной боли.
Удалов посторонился.
Проходя мимо дома, в котором обитал писатель Петро Поганини, Удалов остановился и поглядел наверх. Из окон не выскакивали птеродактили и пришельцы. Но доносилось женское пение. Дарья Гофф напевала романс Алябьева.
Что происходит?
Неожиданно сквозь стену дома просочилась черноволосая женщина средних лет, упитанная, но несчастная. Она прижимала к глазам батистовый платочек. За ней показался мужчина военной выправки, но в костюме для верховой езды второй половины прошлого века. Мужчина протягивал руки к женщине.
Не доходя до женщины нескольких шагов, мужчина передумал ее останавливать и замер, скрестив руки на груди. Женщина же продолжала свой путь.
Удалов не стал досматривать тревожную сцену. Ему захотелось домой.
Когда он свернул на Пушкинскую, то увидел, что под ногами у него тянутся рельсы, хотя по Пушкинской сроду не ходили трамваи.
Что еще за новая напасть? Может, драконы лучше?
Удалов, ускоряя шаг, мчался к Минцу.
И чуть не попал под поезд.
Старинный паровоз с длинной трубой тянул за собой несколько небольших зеленых вагонов. Вагоны были эфемерны и, наверное, относились к творчеству Поганини. Но зрелище было внушительным.
Поезд несся туда, где стояла печальная брюнетка, а на нее глядел мужчина в костюме для верховой езды.
Удалов вбежал в кабинет Минца.
– Что творится, сосед? – грозно спросил он. – Лучше уж признавайся.
Минц широко улыбнулся. Он сидел в кресле-качалке и ласкал черного кота Лумумбу, которого завел и полюбил совсем недавно.
– Мы избавили город от чудовищ, – сказал Минц.
– Но к нам какие-то новые лезут.
– Люди, а не чудовища! И это ненадолго. Скоро писатель нас покинет.
– Объясни.
– Если ты не можешь избавиться от болезни, то проще всего вышибить клин клином.
– Какой клин каким клином?
– Я принес Поганини несколько незнакомых ему произведений литературы. И убедил этого молодого человека, что куда больше шансов прославиться, если следовать заветам великих писателей прошлого. Я дал ему слово, что суммарный тираж романа не любимого им писателя Л. Толстого достиг за последние сто лет шести миллиардов экземпляров.
– И что он сказал? – заинтересовался Удалов.
– Он вынул карманный калькулятор и принялся считать, сколько он бы получил на месте Л. Толстого при расчете рубль пятьдесят с каждого экземпляра.
– И что же?
– Остался доволен результатами. А сегодня я к нему заглядывал.
– И что же?
– Пишет. Разве ты не видал вокруг его дома всяких персонажей?
– Эврика! – воскликнул Корнелий Иванович. – Он пишет «Анну Каренину»! То-то поезд по Пушкинской ехал.
– Ах, мой милый Удалов, – усмехнулся профессор Минц. – Все в жизни не так просто, как кажется. Роман Поганини называется «Маня Каледина». Как видишь, он никогда не опустится до прямого плагиата.
– Но под поезд она бросится?