Клин Клином
Шрифт:
– А ведь верно! – воскликнула Ксюша. – Знаешь, как грузины носятся со своими чадами! Да Ладоша с тебя пылинки будет сдувать, когда станет ясно, что ты ждешь ребенка. Он потребует, чтобы ты уволилась с работы, – это как пить дать!
– Усмири свою гордыню и потерпи немножко, – вторила ей подруга. – Это тебе сейчас обидно, а время пройдет, сама увидишь: что ни делается, все к лучшему. Давай успокойся и попудри носик, а то с расспросами приставать начнут: что случилось да что случилось. А ничего у нас не случилось. У нас все лучше всех. Ясно?
– Ясно, – кивнула Надежда и слабо улыбнулась.
До возвращения обожаемого
Но ее опередили.
Когда вечером Надежда подняла зазвонившую трубку, то неожиданно услышала голос Ариадны Теймуразовны.
– Надя, здравствуй, – произнесла она. – Я хочу еще раз сказать, как мы все признательны тебе за помощь, которую ты оказала нашему Ладо. Если когда-либо в будущем тебе что-нибудь потребуется от нас, обращайся безо всякого стеснения. Сделаем все, что в наших силах… Но пока больше не звони Ладо, хорошо? Видишь ли, он женится. – Ариадна Теймуразовна замолчала, ожидая реакции на свои слова, но не дождалась. – Для тебя это, наверное, неожиданная новость, – продолжила она пару минут спустя. – Но Ладо с Сонечкой знакомы с детства, и примерно с этого же времени все видели их женихом и невестой.
– Но она же совсем молоденькая, – пробормотала Надежда, внезапно вспомнив улыбчивую девчушку с тонкими чертами лица и в дорогих, не по возрасту нарядах. – Ей еще в куклы играть.
Женщина на другом конце провода снисходительно рассмеялась:
– И тем не менее я не сомневаюсь, что она станет моему сыну хорошей женой…
«А как же я? Я тоже обязательно стала бы вашему сыну хорошей женой. Не просто хорошей, а самой лучшей!» – хотелось крикнуть Надежде, но она закусила губу. Ощущение того, что ничего уже не изменить, овладело ею. Конечно, на ум приходили вопросы: а почему тогда вы так носились со мной? Зачем называли «почти дочкой»? Но ведь «почти дочка» это еще не невеста сына…
– И когда свадьба? – еле слышно прошептала Надежда, не обращая внимания на то, что ей говорят в трубку.
– Свадьба… – Ариадна Теймуразовна слегка опешила оттого, что ее осмелились прервать. – Свадьба в эти выходные, а в понедельник молодые улетают сначала в Париж, а затем на Лазурный Берег. В мое время о таком медовом месяце и не мечта…
Надежда повесила трубку, нимало не заботясь о том, как отреагирует на такую откровенную грубость собеседница княжеского рода.
Раньше по любому поводу, а то и без повода Надежда могла залиться горючими слезами, от которых на душе потом становилось спокойнее и беда уже не казалась такой непоправимой. Сейчас же жестокой судорогой перехватило горло, а глаза словно засыпало мелким сухим песком. Она таращилась изо всех сил, стараясь выдавить из себя хоть слезинку. Где-то на подсознательном уровне Надежда чувствовала, что так ей станет хоть чуточку легче, но ничего не получалось. Свалившееся на нее горе оказалось неподвластно потокам банальных слез. Оно пульсировало внутри, постепенно разрастаясь и заполняя все ее существо, вытесняя
И тогда сработал инстинкт самосохранения. Чтобы хоть как-то дать выход грозящим поглотить или разорвать ее мучительным эмоциям, Надежда… заскулила. Тихо-тихо и тоскливо, как скулит собака, поняв, что ее предал хозяин, который был для нее всем на свете…
– Нет, ты только посмотри, какая вопиющая невоспитанность! Швырнула трубку! И это после того, как мы здесь с ней носились! – возмущенно произнесла Ариадна Теймуразовна, обращаясь к стоящему рядом сыну. – Я все понимаю, она расстроилась. Наверняка уже считала, что ты должен на ней жениться. Признайся, у вас заходил об этом разговор?
Ладо чуть смущенно пожал плечами. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке.
– Да как тебе сказать… – промямлил он.
– Но в любом случае она должна была знать, что без согласия родителей такие вещи не делаются, – продолжила Ариадна Теймуразовна, предпочитая не замечать состояния сына. – И потом, она же наверняка не интересовалась, есть ли у тебя невеста, так ведь?
– Так, – вяло откликнулся Ладо.
– Ну вот видишь! – радостно воскликнула его мать. – Так о чем еще говорить! Ну, была бы эта Надя на худой конец брюнеткой с темными глазами, тогда еще можно было бы… Хотя нет, – оборвала себя Ариадна Теймуразовна, – перед Сонечкиной родней было бы неудобно. Они такие уважаемые люди, а она просто замечательная девушка!
«Но если в нашей семье не может быть блондинок, то почему тогда Мальвина осветляет волосы?» – подумал Ладо, однако спрашивать не стал. К чему? Ему и так все было понятно. Крашеная брюнетка и натуральная блондинка – это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Тут надо смотреть в корень проблемы, а это клановые традиции и, чего греха таить, предрассудки. Но мама есть мама, особенно такая, как его…
– Ну а что скажешь про машину? Понравилась? – ворвался в его размышления ласковый, любящий голос.
– Спрашиваешь! – воскликнул Ладо, просияв улыбкой.
– То-то же! Я специально дала на ней сначала поездить Нико. Чтобы ты со стороны на машину посмотрел и захотел такую же, – произнесла Ариадна Теймуразовна. – Ведь захотел, скажи? Захотел?
– Не то слово – захотел! Чуть не умер от зависти, когда увидел в аэропорту! – признался Ладо.
– Значит, с подарком к свадьбе я угадала?
– Угадала, еще как угадала!
Пришедший в хорошее расположение духа сын благодарно поцеловал мать. Та посмотрела на него с обожанием и в душе возблагодарила Всевышнего за прекрасного сына, которого Он ей послал.
– Ну, иди, иди, дорогой. У нас еще столько дел с этой твоей свадьбой, – сказала Ариадна Теймуразовна и смахнула слезинку со щеки.
Надежда сама была поражена тем, что в понедельник вышла на работу. Наверное, правду говорят, что у человека неимоверный запас сил, только нужна экстремальная ситуация, чтобы высвободить их.
Ксюше и Татьяне потребовался лишь один взгляд на подругу, чтобы понять: случилось нечто ужасное. На Надежде не было лица, двигалась она как сомнамбула. И при первой же возможности выложила им все как на духу за шкафом. Выговорившись, Надежда не почувствовала облегчения, на что, возможно, втайне надеялась. Но теперь хоть она не была один на один со своим горем.