Клиника: анатомия жизни (Окончательный диагноз)
Шрифт:
— Сама, — ответила Люси. — Я пойду к Джо прямо отсюда.
Глава 17
Постовая медсестра миссис Уилдинг отбросила со лба седую прядь, которая вечно выбивалась из-под накрахмаленной шапочки, и быстро пошла по коридору акушерского отделения, ведя за собой Джона Александера. Когда они подошли к пятой двери, медсестра остановилась, заглянула внутрь и бодро сказала:
— Миссис Александер, к вам посетитель.
С этими словами она подтолкнула Джона в маленькую
— Джонни, дорогой! — Элизабет протянула к нему руки и вскрикнула, так как движение отдалось болью. Джон торопливо подошел к жене и нежно ее поцеловал. Она задержала его в своих объятиях. Он ощущал тепло ее тела, слышал, как хрустит под его рукой накрахмаленная больничная ночная рубашка. От Элизабет пахло потом и эфиром. Это напомнило Александеру о том, что она пережила нечто такое, что он не мог разделить с ней; как будто он далеко и надолго уезжал, а теперь вернулся и чувствует легкое отчуждение. На мгновение они почувствовали себя неловко, словно после долгой разлуки, когда приходится заново привыкать друг к другу. Элизабет мягко отстранилась:
— Я, наверное, ужасно выгляжу.
— Ты прекрасно выглядишь, — возразил Джон.
— Я не смогла ничего с собой взять, было некогда. — Она опустила глаза и посмотрела на бесформенную клиническую одежду: — Я забыла даже ночную рубашку и губную помаду.
— Я понимаю, — сочувственно произнес он.
— Я составлю список, и ты мне все принесешь.
Сестра Уилдинг между тем задернула занавеску, разделявшую две койки маленькой палаты.
— Вот так. Теперь вы, можно сказать, остались наедине. — Она взяла стакан с тумбочки Элизабет и налила в него воду из кувшина. — Я скоро вернусь, мистер Александер, и отведу вас посмотреть на ребенка.
— Спасибо. — Оба благодарно улыбнулись, и миссис Уилдинг вышла из палаты.
Когда дверь закрылась, Элизабет опять повернула к Джону свое напряженное лицо. В ее глазах без труда читалось сильное волнение.
— Джонни, дорогой, я хочу все знать. Какие шансы у нашего малыша?
— Ну, милая… — замялся он.
Элизабет потянулась вперед и коснулась руки мужа:
— Джонни, я хочу знать правду. Сестры мне ничего не скажут. Я должна услышать все от тебя. — Голос Элизабет предательски дрожал.
Джон чувствовал, что жена вот-вот расплачется, и, тщательно подбирая слова, тихо ответил:
— Может случиться всякое. Я видел доктора Дорнбергера. Он сказал, шансы есть. Ребенок может выжить… — Джон замолчал, не закончив фразы.
Элизабет, глядя в потолок, едва слышным шепотом спросила:
— Значит, надежды мало, да?
Джон мучительно думал, какой эффект произведут слова, которые он собирался произнести. Возможно, если ребенку суждено умереть, то им обоим лучше посмотреть правде в глаза и он не должен поддерживать в Элизабет надежды, которые могут вскоре рухнуть.
— Он очень маленький, — нежно сказал Джон. —
— Спасибо. — Элизабет была совершенно спокойна. Она не смотрела на мужа, но продолжала крепко держать его за руку. По щекам ее текли слезы, и Джон почувствовал, что и его глаза увлажнились.
Стараясь не выдать волнения, он сказал:
— Элизабет, дорогая, что бы ни случилось… мы еще молоды, у нас все впереди.
— Я знаю, — тихо произнесла она, и он снова обнял ее. Элизабет заплакала. Прижавшись к ней, Джон слышал, как она шепчет сквозь рыдания: — Но… двое детей… вот так… — Она подняла голову и в отчаянии воскликнула: — Это нечестно!
По лицу Джона тоже текли слезы. Он прошептал:
— Трудно сказать, что будет… Но у тебя есть я, а у меня — ты. — Он еще минуту держал ее в объятиях, пока она тихо плакала.
Потом Элизабет шевельнулась и пробормотала:
— Дай мне платок.
Он достал из кармана свой носовой платок и подал жене.
— Все, я успокоилась. — Она вытерла глаза. — Это просто… иногда…
— Если тебе это помогает, милая, — нежно сказал Джон, — плачь. Каждый раз, когда тебе захочется.
Она слабо улыбнулась и вернула мужу платок.
— Все у меня получается не так. — Она помолчала и сказала окрепшим голосом: — Знаешь, Джонни, пока я лежала тут, я думала.
— О чем?
— Я хочу, чтобы ты стал врачом.
— Но, милая, сейчас не до этого, — ласково возразил он.
— Нет, — остановила она Джона. Голос ее звучал тихо, но в тоне слышалась непреклонная решимость. — Я всегда хотела, чтобы ты был врачом, и доктор Коулмен тоже говорит, что ты должен им стать.
— Ты представляешь себе, сколько это стоит?
— Да, представляю, но я могу работать.
— С ребенком на руках? — тихо спросил он.
Помолчав, Элизабет произнесла:
— Может, у нас не будет ребенка.
Дверь палаты бесшумно открылась, и вошла сестра Уилдинг. Увидев заплаканную Элизабет, она отвела глаза в сторону и сказала:
— Если хотите, мистер Александер, я сейчас отведу вас к ребенку.
Оставив Джона на сестринском посту, доктор Дорнбергер направился в детское отделение.
Детское отделение находилось в конце длинного светлого коридора, выкрашенного в веселые пастельные тона. Оно располагалось в той части здания, которую перестроили два года назад, сделав помещения более просторными и светлыми. Подойдя к двери, Дорнбергер услышал крики детей. Все кричали по-разному — от грубого басовитого плача до едва слышного фальцета, и Дорнбергер подумал: «Они заняты важным делом». По старой привычке он остановился у толстой стеклянной стены, огораживавшей отделение с трех сторон, и скользнул взглядом по ровным рядам кроваток.