Клинки максаров
Шрифт:
Затем внимание Артема привлекла толпа воинов, собравшихся возле низкого парапета, ограждавшего один из колодцев. Громко бранясь, они швыряли вниз камни, которые почти тотчас вылетали обратно. Кто-то уже успел получить по лбу, кто-то потирал зашибленное плечо. Как бы невзначай смешавшись с потными, разгоряченными вояками, он заглянул в темную горловину колодца. На его сухом дне лежал, свернувшись в шар, Калека. Ему уже надоело швырять камни обратно, но временами, когда особо увесистый булыжник звучно шлепал по его упругой коже, он превращался в один-единственный длиннющий щупалец, стрелой взлетающий вверх. До края колодца ему не хватало всего каких-нибудь двух-трех метров, о чем свидетельствовали многочисленные свежие царапины
«Если я что-нибудь понимаю в характере Калеки, ярость его дошла до крайней степени», — подумал Артем.
Между тем на Артема стали уже подозрительно коситься. Кто-то грубо толкнул его в бок, кто-то уже тянулся к берету. Следовало торопиться, и, обхватив за плечи двух ближайших воинов, Артем опрокинул их в колодец. Присутствующие были настолько ошеломлены подобной наглостью, что их секундная заминка позволила Артему еще раз повторить свой маневр. В чем другом, но в таких делах Калека всегда был достаточно сообразительным. Он не стал рвать дико верещавших воинов на части, а, мигом подтоптав их под себя, уменьшил глубину колодца сразу на метр. Артему тем временем приходилось туго. Его молотили сразу с десяток кулаков и уже несколько раз сумели достать ножом. Лишь давка пока не позволяла врагам пустить в ход более серьезное оружие, однако в задних рядах уже сверкали секиры. С великим трудом он низверг в колодец еще одного воина. Щупальца Калеки мотались уже совсем рядом, но Артем не мог даже протянуть туда руку. В его голову, грудь и спину били, как в барабан. Сейчас он был почти такой же голый, как и несколько часов назад. «Пропустите! Пропустите! — орал кто-то в тяжелых доспехах, пробиваясь поближе к колодцу. — Дайте, я его топором попробую!»
Чувствуя, что через несколько секунд его буквально растерзают в клочья, Артем облапил за пояс первого, кто подвернулся ему под руку и, головою вниз, сиганул в спасительный сумрак колодца. Из глаз посыпались искры, что-то хрустнуло в шее, болезненно екнуло под селезенкой, но приземление оказалось достаточно мягким (хотя тело Калеки вовсе и не напоминало надувной матрас, как на это надеялся Артем). Вслед за этим он оказался самым верхним в живой пирамиде, с помощью которой его спутник получил шанс вырваться на волю. Что-то твердое, как донышко бутылки, уперлось Артему в грудь, едва не проломав ребра, но уже спустя полминуты он вновь стоял возле парапета, выдернутый из колодца, словно репка из грядки. Рядом, выше его вдвое, жуткой треногой торчал Калека, и все его свободные щупальца мотались, как мельничные крылья. Остальные живые существа, оказавшиеся в этот момент во дворике цитадели, занимали лежачее или, в крайнем случае, полусидячее положение. Их стоны и брань заглушали даже доносящийся из колодца истошный визг.
— Я здесь! — раздался откуда-то сверху знакомый голос.
Только теперь Артем заметил, что в проеме одной из бойниц центральной башни стоит во весь рост Надежда, вот-вот готовая броситься вниз с высоты третьего этажа. Калека, двигаясь с устрашающей стремительностью, мигом оказался у башни и осторожно принял ее в свои щупальца. Короткая передышка позволила врагам кое-как прийти в себя и перегруппироваться. Из всех щелей уже лезли вооруженные люди, мрызлы, рогатые жабы и всякая другая нечисть.
— К воротам! Быстрее! — крикнула Надежда, размахивая подобранной у колодца секирой.
Однако почти сразу выяснилось, что осуществить этот в общем-то реальный план (разметать кучку израненных и изнемогших в недавнем бою всадников, сгрудившихся перед воротами, представлялось делом плевым) вряд ли возможно: последней из-под низкой стрельчатой арки выехала Генобра в полном боевом облачении максара.
— Кому там еще неймется? — крикнула она. — А ну-ка, потише! Это ты, что ли, здесь резвишься, сестричка?
— Я, — сдержанно ответила Надежда.
— Значит, уйти хочешь? Без спроса, с обидой в сердце?
—
— Ну это уже как получится! — Тускло мерцающая лента рванулась из ее руки вверх. — Взять их! Бросить всех в колодец!
Вот тут-то и началась настоящая схватка! Тактика нападающих была хоть и незамысловатой, но эффективной — пока Генобра, размахивая клинком, загоняла Калеку в тупик, образованный двумя сходящимися под острым углом стенами, ее верные слуги заваливали Артема и Надежду своими телами.
После очередного, уже неизвестно какого по счету, тяжелейшего удара в висок, Артем вдруг утратил всякое желание продолжать борьбу и позволил дюжине разъяренных врагов уложить себя на обе лопатки.
«Ну вот и все, — подумал он, впрочем, без всякого сожаления. — Должен же быть когда-нибудь конец моим мучениям. Жаль только, что я так и не нашел на Тропе правильное направление…»
Все перед ним плыло и двоилось, темные точки мелькали перед глазами. Число их быстро увеличивалось, а число воинов, прижимавших Артема к земле, почему-то наоборот, уменьшалось. Те же, кто еще лежал на нем, вдруг утратили былую активность. Затем Артем увидел перед собой лицо Надежды. Черно-зеленая муха с длинным, как у комара, хоботком, упорно пыталась прокусить кожу на ее щеке.
— Накройся с головой и не смей вылезать без моего разрешения! — Она накинула на него толстую, пропахшую лошадиным потом попону. — Это ядовитые мухи. Нам с Калекой они не страшны, но твоя шкура для них недостаточно прочна.
О том, как разворачивались дальнейшие события, Артем мог судить только на слух. Лязг и грохот схватки сменились стонами и хрипом агонии, затем все звуки перекрыл пронзительный крик Генобры: «Поджигайте! Поджигайте все, что горит! Бросайте факелы в ров!» Под попону проник запах гари, а чуть попозже — и нарастающий рев пламени. Но еще до этого за стенами цитадели раздался незнакомый боевой клич и тяжелый топот штурмовых колонн. Кто-то проорал фальцетом, словно петух прокукарекал: «Генобра, последний раз тебе говорю! Если хочешь жить, отдай мне внучку Адракса!»
«Вот, значит, с кем сражалась Генобра, — догадался Артем. — Вот кто преградил нам дорогу. Не Стардах, не Карглак, а тот самый мальчишка-максар, пожелавший взять Надежду в наложницы. А мушки-то его оказались посильнее рогатых жаб и мрызлов…»
Пламя между тем разгоралось все сильнее. Так, наверное, должен был завывать огненный смерч, пожирающий нефтяную вышку. Дышать становилось все труднее, а жар донимал даже сквозь попону.
Артем осторожно выглянул наружу. Картина, открывшаяся его взору, была весьма неотчетливой по причине чрезмерной задымленности перспективы, однако общая ситуация читалась без труда. Как Генобра и велела, горело все, что могло гореть — чадили смоляные факелы, полыхала конюшня и крыша кордегардии. Горела и черная жижа во рву, потому что дым за стенами цитадели был даже гуще, чем внутри. Челядь Генобры или валялась по всему двору без признаков жизни, или хоронилась по всяким норам. Каменные плиты двора как будто поросли черно-зеленой травкой, кое-где еще шевелящейся, а в горячем воздухе вперемешку с жирными хлопьями пепла кружились тельца обгоревших и задохнувшихся мух. Атака оружия биологического была отбита оружием химическим, хотя цели своей достигла — из защитников цитадели уцелел, наверное, только каждый десятый.
Генобра все еще продолжала гонять подвижного, как ртуть, Калеку, а Надежда стояла рядом с Артемом, сосредоточенная, как спринтер, ожидающий сигнал стартера. Крики за стеной утихли, даже сопляка-максара не было слышно.
Наверное, Генобра давно бы разделалась со своей жертвой, если бы догадалась спешиться. Лошадь и седло не только не давали ей никакого преимущества перед стремительным и пластичным Калекой, а, наоборот, мешали. Трудно одной рукой ловить стрижа, когда другая сжимает поводья.