Клинки максаров
Шрифт:
Все печати, наложенные в свое время Тарвадом, оказались в полной сохранности, да и вес сосудов свидетельствовал о том, что они полностью заправлены.
— Все, — сказал Артем, когда последний сосуд лег в специальные держатели багажного отсека. — Мы покидаем этот край. Не знаю, вернется ли кто-нибудь из нас сюда снова. Но все равно, спасибо ему за приют. Вперед!
— Посмотри, — сказала вдруг Надежда. — Вокруг нас нет ни одной черепахи.
— Это лишний раз доказывает, что нам следует поторапливаться. — Артем через плечо оглянулся на белесое пятно над горизонтом.
Вне всякого сомнения, оно сильно вытянулось,
Однако уже довольно скоро они нагнали арьергард черепашьего воинства. Все особи здесь были такого огромного размера, что не имело никакого смысла пытаться добыть хотя бы одно из них на мясо. Вездеход против них был как муха против чайного блюдца. Эти монстры первыми явились в Страну Забвения после того, как здесь выросла трава, и успели отожраться лучше других своих собратьев.
Вездеход легко и стремительно бежал по степи, то высоко вздымая корпус над преградами, то опуская его к самой земле.
— Ты когда-нибудь заготовлял мясо черепах? — спросил Артем у Калеки.
Тот промычал что-то утвердительное.
— Тогда будешь нашим главным мясником. Как только увидишь что-нибудь подходящее, подай знак.
Прошло довольно много времени, прежде чем из дальнего угла кабины послышалось требовательное бормотание. Впрочем, Артем уже и сам заметил цель — черепаху, в которой веса было не больше полутонны. Обогнав ее, вездеход остановился, и все пассажиры покинули кабину. Артем и Калека, вооружившись специальными мясницкими топорами, больше похожими на алебарды, подошли к черепахе. Всадив их длинные стальные рукоятки под брюхо животного, они изо всей силы нажали снизу на эти рычаги. Раздался чавкающий звук, и мягкая овальная присоска, служившая черепахе одновременно и ртом и ногами, оторвалась от земли.
— Еще, — прохрипел Артем, и они перевернули травоядного броненосца на спину.
Розовато-фиолетовая, вкусом напоминавшая мякоть гриба, нежная плоть черепахи еще тряслась, как желе, когда в нее вонзились остро отточенные лезвия топоров. Мясо это не портилось в самую жаркую погоду, только немного темнело и усыхало. Его можно было варить, жарить и даже есть сырым. Для людей Страны Забвения, выращивавших только те культуры, которые годились для выделки тканей, это была практически единственная пища.
Надрубленные куски Артем и Калека выдирали из черепашьего тела крючьями, имевшимися на рукоятках топоров. В глубоких ранах не обнаруживалось ничего, даже отдаленно похожего на кровь, потроха или хрящи. Они рубили и рвали, рвали и рубили, а искромсанная плоть черепахи, вспучиваясь, постепенно протекала к дальнему краю панциря. Наконец вся эта трепещущая розовато-фиолетовая масса вздулась бугром и, как ваньку-встаньку, перевернула черепаху в прежнее положение. Вскоре она, как ни в чем не бывало, уже ползла вслед за своими сородичами. Оставшиеся возле вездехода куски мяса шевелились, наползали друг на друга и даже пробовали кормиться травой.
— Иногда внутри этих тварей находят довольно любопытные вещи, — сказал чужеродец. — Ведь они засасывают все, что встречают на пути: железо, стекло, камень. Для этого обычно выбирают самую крупную черепаху и целиком вырубают ее тело из панциря.
— Ну и ну! — усмехнулся Артем. — Вот только стекло и камень нам сейчас без нужды. Ты мне зубы не заговаривай. Полакомиться этим мясом тебе не придется. Ты к нему и пальца не Приложил.
— Не подумайте, что я напрашиваюсь на дармовое угощение. В случае необходимости я могу прокормиться и сам. — Шагнув к проползающей мимо горообразной твари, он сунул руку ей под панцирь, без заметного напряжения вырвал приличный кусок мяса и, брезгливо поморщившись, откусил от него.
— Еда эта не такая уж отвратительная, но чересчур пресная. Она не возбуждает мой аппетит.
Да-а-а, подумал Артем. Слабаком его не назовешь. Такими пальцами только подковы гнуть.
Восьминогая машина резво неслась в неизвестность, на каждом очередном километре обгоняя тысячи бесчувственных и безмозглых тварей, которые тем не менее каким-то непостижимым способом узнали о надвигающейся беде раньше людей.
Время от времени на пути вездехода попадались опустевшие селения, по улицам которых ветер гонял всякое ветхое тряпье, брошенное за ненадобностью хозяевами. Двери Убежищ еще не были наглухо закрыты, и возле них маячили фигурки наблюдателей, которые должны были в нужный момент подать своим землякам сигнал о включении систем жизнеобеспечения саркофагов.
Несколько раз Артем останавливал вездеход и, высунувшись из верхнего люка, подставлял лицо ветерку, устойчиво дувшему им в спину. Нельзя было сказать, что он стал более прохладным. Устрашающее пятно на горизонте не уменьшалось, но и не увеличивалось. Короткая Желтая ночь не заставила Артема сбавить скорость. Уже на ее исходе он подключил к опустевшему топливному баку первый сосуд высокого давления и уступил место за рычагами управления чужеродцу. Калека спал, уронив голову на плечо. Надежда, забившись в глубину кресла, невидящими глазами смотрела куда-то вдаль. За все время пути она не проронила еще ни одного слова.
Глаза Артема слипались от усталости, но он изо всех сил боролся со сном. Он еще не определил окончательно своего отношения к чужеродцу и теперь внимательно наблюдал за ним сквозь полуприкрытые ресницы. Тот управлял вездеходом довольно небрежно, но в общем уверенно и без суеты.
Дремота то отступала, то вновь накатывалась на Артема. В один из таких моментов ему показалось, что Надежда что-то негромко сказала чужеродцу, а тот не менее тихо ответил ей.
Артем сразу насторожился. Померещилось это ему или нет? Неужели эти двое знакомы? Что их может связывать? Неужели… смерть судьи? Уж очень быстро чужеродец узнал о ней.
Судья… Артем снова вспомнил его усталое лицо и погасший взор. Кому он мешал? Кто мог его убить? Например, дочка. Для чего? Чтобы спастись, заполучив жидкий воздух. Маловероятно. Затем Тарвад. Смерть брата автоматически выдвигала его в судьи. Тоже маловероятно. Человек, родившийся в Стране Забвения, скорее сам лишит себя жизни, чем станет покушаться на чужую. Значит, остается кто-то третий. Скорее всего пришелец, чужак, существо, воспитанное совсем в других нравственных традициях…
«Вот беда, — подумал он, — оказывается, я ничего не знаю о своих спутниках. Даже Калека — загадка для меня. Кто он такой на самом деле? Где скитался столько времени? Как сумел без помощи саркофага пережить не одно Лето? Где он раздобыл этот странный клинок? Кто научил его управляться с ним?»