Клинки против смерти
Шрифт:
Продолжая обмениваться новостями, шестеро интеллектуалов пришли к единодушному заключению, что глубоко обеспокоены тем, какую власть приобрели над ними музыкальная фраза и пятно краски, а также тем, что ни у кого из них не вышло последовать совету Нормана. Играя в воскресенье в одном баре, Толли зациклился на треклятой фразе на полных десять минут, словно иголка звукоснимателя в канавке грампластинки. Особенно ему не понравилось то, что аудитория как будто и не заметила случившегося. По словам Толли, если бы не лопнула кожа барабана, люди так и сидели б, пока он не скончался бы от изнеможения.
Сам Норман, пытаясь отвлечься шахматами, разгромил своего противника в блице (когда делают ходы, не раздумывая) — и все благодаря тому, что переставлял фигуры в ритме “бум—пампампам…”. Должно быть, сказал он, ритм партии задавало ему подсознание:
Саймон Гру, который всю неделю не покидал студию и лишь слонялся, дрожа с головы до ног, от окна к окну в старом и грязном халате, задремал в кресле и увидел кошмарный сон. Ему приснилось, что он стоит на развалинах Манхеттена, прикованный цепями к каменным обломкам (прежде чем заснуть, он связал себе руки шарфом, чтобы они не слишком сильно дергались), а перед ним бесконечной вереницей проходят люди со всей Земли и распевают ненавистный мотив; а над их головами — “словно на советских парадах”, прибавил Саймон — колышутся громадные плакаты с изображением большого черного пятна. А следом ему привиделось, как стартуют с Земли космические корабли, унося заразу к планетам, что обращаются вокруг иных звезд.
Едва Саймон кончил, Гориес Макинтош медленно поднялся на ноги, помахивая в воздухе бутылкой с виски.
— Вот оно! — процедил он сквозь зубы с отвратительной ухмылкой. — Вот что произошло со всеми нами! Мы не в силах изгнать его из мыслей и из мышечной памяти. Психосоматическая зависимость!
Неторопливой походкой он пересек пространство, отделявшее его от сидевшего напротив Лестера.
— Со мной случилось следующее. Ко мне пришел пациент; в глазах его блестели слезы, и он сказал: “Помогите мне, доктор Макинтош”. Поскольку заболевание его было очевидным, я не сомневался, что смогу выполнить его просьбу. Я встал из-за стола, подошел к нему, — Гориес остановился рядом с Лестером, держа бутылку над плечом дизайнера, — нагнулся и крикнул ему в ухо: “Бум—пампампам—бим—бам—бом!”.
Норман Сейлор решил, что настал его час. Предоставив Лафкадио с Толли успокаивать Гориеса, который, впрочем, покорно уселся на место, излив, очевидно, в мгновенной вспышке душу — по крайней мере на время, — антрополог вышел в центр круга, образованного креслами друзей. Дымящаяся трубка, твердая линия подбородка, дымчато-серый твидовый костюм — он выглядел весьма внушительно, хотя и прятал за спиной крепко стиснутые руки, в одной из которых держал трубку.
— Ребята, — сказал он решительно, — по большому счету мои изыскания еще не закончены, но то, что я знаю на данный момент, позволяет заявить, что мы имеем дело с первичным символом, то есть с символом, который есть сумма всех символов. В нем заключено все — рождение и смерть, любовь и убийство, божественное подобие и одержимость демонами, словом, вся жизнь, причем до такой степени, что стоит вам только увидеть, услышать или воспроизвести его, как у вас попросту пропадает желание жить дальше.
В студии воцарилась тишина. Пятеро интеллектуалов уставились на Нормана, который покачивался с носков на пятки с видом заправского профессора колледжа; однако некоторая напряженность позы свидетельствовала о том, какие он прилагает усилия, чтобы удержать руки в состоянии неподвижности.
— Как я сказал, изыскания мои еще не закончены, но времени продолжать их уже не осталось. Мы должны действовать на основании тех фактов, которые имеются у нас на сегодня. Вкратце суть проблемы состоит в следующем. Во-первых, следует допустить, что человечество обладает коллективным
— Норм прав, — мрачно кивнул Толли. — Мне говорили, что упрямства и подлости у него было в избытке.
Норман мотнул головой, требуя, чтобы его не прерывали. На лбу его выступили бисеринки пота.
— Мы приняли передачу — в первую очередь, разумеется, Толли, а через него Саймон, — потому что наше ушестеренное восприятие вошло на какой-то миг в контакт с коллективным бессознательным, а еще потому, что “отправитель” страстно желал передать свое знание кому-либо из потомков. Мы не в силах точно определить местопребывание “отправителя”. Человек с научным складом ума скажет, пожалуй, что предок Толли есть частичка пространственно-временного континуума, а для религиозного человека он либо в раю, либо в аду.
— Скорее уж последнее, — перебил Толли. — Это место как раз для него.
— Пожалуйста, Толли, не перебивай, — попросил Норман. — Где бы он ни был, мы должны верить, что в природе существует контрзаклинание или негативный символ — Ян, так сказать, для нашего Инь, [19] — и что предок Толли хочет нам его передать, хочет остановить поток безумия, который с нашей помощью захлестнул мир.
— Тут я с тобой не соглашусь, Норм, — вновь вмешался Толли, отчаянно мотая головой. — Если старикан затеял какую-нибудь пакость, он ни за что не отступится, пока не доведет дело до конца, особенно если знает, что ему можно помешать. Я же говорил: у него в избытке было подлости и…
19
Ян и Инь — в древнекитайской мифологии и натурфилософии светлое и темное начала, практически всегда выступающие в парном сочетании. Ян — мужское начало, небо, солнце; Инь — женское начало, смерть, тьма.
— Толли, помолчи ради всего святого! В новых условиях характер твоего предка мог измениться, или, быть может, он повинуется каким-то высшим силам. Во всяком случае наша единственная надежда заключается в том, что он обладает контрзаклинанием и пожелает передать его нам. А чтобы передача прошла успешно, нам нужно воссоздать обстановку, которая была в студии во время первого “сеанса связи”.
Лицо его исказилось гримасой боли. Разжав руки, он выставил их перед собой. Трубка упала на пол. Несколько секунд Норман смотрел на волдырь от ожога на одной из ладоней, потом снова стиснул руки — Лафкадио изумленно моргнул — и продолжил свой монолог:
— Ребята, действовать надо незамедлительно. Воспользуемся тем, что у нас под рукой. Вы должны беспрекословно меня слушаться. Толли, я знаю, что ты “завязал”, но можешь ли ты раздобыть “травки”? Отлично. Нам понадобится ее столько, чтобы хватило на две—три дюжины порций. Гори, будь добр, принеси с собой какой-нибудь гипнотический стишок… Нет, памяти твоей я не доверяю, и потом, могут потребоваться копии. Лестер, Гори не сломал тебе ключицу своей бутылкой? Тогда отправляйся с ним и проследи, чтобы он выпил как можно больше кофе. А на обратном пути купите несколько связок чесноку и дюжину красных железнодорожных фонарей. Да, прихватите еще пару упаковок с монетами. Чуть не забыл: позвони своей спиритуалистке и как хочешь уговори ее присоединиться к нам. Ее талант может нам здорово помочь. Лаф, слетай к себе и тащи сюда фосфоресцирующую краску и черные бархатные портьеры, которые вы с твоим бывшим рыжебородым приятелем — я все про тебя знаю! — использовали, когда изображали из себя чернокнижников. А мы с Саймоном пока обставим студию. Ну что ж…