Клинок архангела

Сингх Налини

Но Хонор прошла обязательный и строгий курс психологического давления в Гильдии, и была подготовлена к тому, что может оказаться заложницей. Но даже этого не хватило, учитывая продолжительность её заточения, но она выросла в тридцати разных приёмных семьях. Некоторые были хорошие; большинство пригодны для жизни; другие ужасны. И этот опыт научил её одному — всегда искать истинное лицо человека.

— Я не знаю, сколько дней он придерживался такого курса. Я довольно быстро потеряла чувство времени. — Поскольку в её тюрьму можно было попасть только по внутренней лестнице, она даже не могла рассчитывать на вспышку солнца, когда дверь открывалась, чтобы сориентироваться. — Я пыталась подыграть, но он понял, что я

манипулирую. — Хонор заставила себя рассказать Дмитрию остальное. Она впервые поведала об испытании кому-то, а то, что это был Дмитрий… но, возможно, лишь он и будет знать. — Он питался от меня, из горла. А рукой… касался меня. — В отвратительной пародии на ласки, нежность его прикосновения делает это не меньшим насилием. — Потом он прошептал о знании, что был моим первым. — Это тоже правда. Она всегда испытывала отвращение к тому, чтобы позволять кому-либо питаться от неё. Это была не просто неприязнь, а глубокое, тошнотворное отвращение к акту, необъяснимое по своей силе. — Думаю, именно поэтому он выбрал меня.

— Планирование, — сказал Дмитрий ледяным голосом, — и терпение, довести дело до конца. Сложи это со знанием аппетитов Валерии, Томми и других, а значит, мы ищем сильного вампира, как минимум трёхсотлетнего. Любому, кто моложе, было бы трудно завоевать доверие.

— Да. — Его прагматичная манера облегчала задачу, заставляла чувствовать себя охотником, а не жертвой. — У меня сложилось такое впечатление от его речи… по большей части он говорил современно, но иногда использовал старомодные слова или формулировки.

— Как он одевался? — Внутренности Хонор сжались, когда разум вернул ощущение нападавшего, прижимающегося к ней, и его возбуждённое тело заставило то немногое, что она съела, подняться к горлу.

— Двубортные костюмы. — Она всё ещё чувствовала, как пуговицы врезаются в кожу.

— Это исключает из уравнения несколько старых, — ни намёка на эмоции, — но я пока не буду их игнорировать.

— Да, он умён, и мог бы изменить свой обычный стиль. — Увидев полосатый хвост ястреба, летящего на ветру над головой, она проследила за его продвижением над деревьями. — Дом, где они нашли меня, находился в центре заброшенного жилого комплекса, примерно в часе езды от Стэмфорда.

— Я читал досье. — Она повернулась к нему… и чуть не отшатнулась от безудержной ярости в тёмных глазах, горящих чёрным пламенем.

— Дмитрий. — Он не ответил, его волосы развевались на ветру, который гулял среди деревьев, обнажая грубые черты лица чувственной красоты, и Хонор поняла, почему ангел жаждала обладать им. Но потом этот ангел причинила ему боль — мысль об этом вызвала в душе Хонор гнев, такой глубокий, будто он был частью её с момента рождения.

— Мне нужно вернуться на Манхэттен, — наконец, сказал Дмитрий, поворачиваясь к поляне, где ждал вертолёт. В тот момент он выглядел за гранью отстранённости, мужчиной, который не следовал никаким правилам, кроме собственных. Но подождал её на опушке леса, укорачивая шаг, чтобы она подстроилась к нему. Она не стала ошибочно думать, что это означает, будто у неё есть какие-то права на него. Что бы ни притягивало их друг к другу, это хрупкая, почти ломкая конструкция. Дмитрий кто угодно, только не такой; он сформировался в реках крови. И всё же когда-то он жил в маленькой деревне, зарабатывал на жизнь своими руками. Простая жизнь, но ради неё отверг предложения ангела, известного своей красотой. Большинство мужчин приняли бы такое приглашение, хотя бы из-за новизны. Возможно, он был слишком горд, чтобы стать мимолётной игрушкой ангела… или, возможно, его сердце уже принадлежало другой.

Мерцание на её коже, ощущение неоспоримой правоты. Однако она проглотила вопрос, вертевшийся на кончике языка — вопрос о женщине, воспоминание о которой придало интимную интонацию голосу в тот единственный раз, когда он упомянул

её. Не только потому, что сейчас неподходящее время или место, но и потому, что каким бы ни был ответ, не будет хорошим. Не тогда, когда Дмитрий шёл один.

— Что-то разузнал о тату? — спросила она вместо этого.

— Три мастера-татуировщика, с которыми консультировались, придерживались мнения, что, независимо от сложности, это любительская работа.

— Чёрт. — Это значительно затрудняет идентификацию исполнителя. — А те, кто может быть предан Исис?

— Её имя умерло и забыто. — Повернувшись к ней, он остановился в тени дерева с почти изящными ветвями, увешанными дрожащими листьями, пространство вокруг было относительно чистым. — Кто бы это ни был, стремится воскресить её и держал свои намерения в секрете.

— Преданность? — Она встретила его взгляд, и в его глазах Хонор увидела тысячу тайн, могущественных и окутанных бархатными тенями, сформированными из насилия и боли. — Если он — или она — так долго почитал Исис, должен считать её богиней. Слишком драгоценной, чтобы запятнать пристальным вниманием тех, кто мог бы посмотреть на неё желчным взглядом.

— Возможно. — Не нарушая интимности зрительного контакта, Дмитрий коснулся рукой её лица. Это больше не было странно и не раздражало — грубый жар его кожи на её.

И хотя сердцебиение Хонор ускорилось, это произошло, как у любой женщины, когда её ласкает мужчина, столь греховно неотразимый. Решение было инстинктивным, она обхватила его лицо ладонями, когда эротический дождь из горького шоколада и жидкого золота каскадом обрушился на её чувства. Дмитрий склонил голову, чтобы прижаться губами к её губам.

Вспышка черноты и небытия… Хонор оказалась на другой стороне поляны. Взглянув вниз на лезвие в руке, затем на Дмитрия, она сдержала крик.

— Как сильно я тебя порезала? — Резкий вопрос, искажённый гневом, отчаянием и мучительным чувством неудачи. Он поднял руку, окрашенную в красный цвет диагональным разрезом поперёк ладони.

— Ничего серьёзного. — Такая травма вполне могла стоить человеческому мужчине использованию руки. Хонор могла повредить нерв. Засунув нож обратно в ботинок, предварительно вытерев его об опавшие листья, она запустила руки в распущенные волосы, грудь вздымалась так, словно она пробежала милю.

— Ну, вот и ответ на вопрос, да? — Пропасть между мечтами и реальностью была зияющей. Густая капля крови стекала по его пальцам, падая на землю в багровой тишине. Дмитрий выгнул бровь.

— Это говорит мне о том, что нужно быть быстрее. — Её смех был отрывистым, горьким.

— Ты и так быстрый. — Вампир его возраста и силы мог свернуть ей шею прежде, чем она успела это заметить. — Но позволил мне ранить себя.

— Нет, Хонор. Я никому не позволяю причинять мне боль. — Чёрный шёлк на коже. — Однако я смотрел на твои губы, а не на руку с ножом. В следующий раз я сначала обезоружу тебя. — Явное высокомерие этого заявления пробилось сквозь колючее уродство эмоций, вызвав жар в венах.

— Да? Что ж, может, в следующий раз я отрежу тебе руку, — сказала она, хотя вид крови что-то сделал с ней, вызвав внутреннее отвращение.

— Хорошо, что ты понимаешь, — он подкрался ближе и коснулся пальцем её нижней губы, дым осязаем, как прикосновение любовника, поглаживающего в тех местах, от которых она задыхалась, — что следующий раз будет.

Хонор не знала, что ответить на это заявление, потому что в этот момент над ними пронёсся сильный ветер, за которым последовал ангел с бело-золотыми крыльями, приземлившийся всего в трёх футах. Её сердце дрогнуло — большинство смертных, встретивших Архангела Нью-Йорка, заканчивали жизнь смертью. И в этот момент на неё упал взгляд глаз абсолютной, безжалостной синевы, невыносимо красивые… и совершенно безжалостные. Момент завис во времени, и Хонор знала, что её оценивают.