Клинок Тишалла

Стовер Мэтью Вудринг

– Как нога?

– Болит, – признается он с улыбкой и задумчиво пожимает плечами. – Но только в глубине, в кости, где и раньше. Плоть над очагом… ну…

Я догадываюсь. Мерзко.

– Залечить не можешь?

– Ты видишь, – он указывает на пропитанную гноем повязку над жерлом вскрывшегося абсцесса на бедре, – результаты применения моих целительских способностей.

– Держись только. Ты мне нужен в сознании. Без тебя ничего не выйдет.

– Честно говоря, Хэри, – он кашляет и разводит руками, – не представляю, как может что-то выйти со мной. Ты даже

не объяснил, чего от меня хочешь…

– Теперь поздно спорить, – отвечаю я, потому что вижу Кайрендал. Она лежит, словно вязанка хвороста, на мостовых кранах великаньих рук – голая, изможденная, голодная, грязная. Ее волосы, ее отличие, эта сложная конструкция из платины, превратились в драные, мятые лохмы мультяшной ведьмы; сальными, мокрыми клочьями липнут они к щекам. Глаза, словно потемневшие монеты, смутно мерцают опаской. Она не ожидала, что я стану встречать ее, а в ее мире счастливых сюрпризов не бывает.

Потом я замечаю, что взгляд ее натыкается на поводок, протянутый от подлокотника Эбенового трона к тюремному ошейнику, и вижу, как она щурится, и моргает, и подносит к глазам дрожащую тонкую руку, будто пробуя на прочность образ Тоа-Сителла, прикованного к моему сиденью, будто пес. Ее начинает трясти.

Это хороший признак: рассудок не до конца покинул ее. Она настолько в себе, что ее колотит от окружающего безумия.

По пятам за огром тащится его кантийское величество – со связанными руками. В спину его подталкивает огриллониха, чья шея толще моего бедра. На подбородке Жеста запеклась кровь. Глаза его лезут на лоб, он неслышно шепчет: «Кейн… твою мать…»

Я взглядом останавливаю его и почти улыбаюсь Кайрендал.

– Присаживайся, Кайра, – говорю я. – Скажи своим, пусть чувствуют себя как дома.

Глаза ее стекленеют, как от удара по голове.

– Кейн.. – хрипит она, перекрывая всеобщий гул. – Я не… как ты… почему… Я не понимаю !

– Ничего сложного тут нет, – объясняю я. – У меня в Анхане есть дело, но я не могу им заняться, покуда моя спина вызывает у тебя острое желание всадить нож под ребра. Нам придется договориться.

Я умею читать по губам.

– Ты знал… – выдыхает она. – Ты знал, что я пришла сюда убить тебя?

– Чтобы убить меня, ты явилась в Донжон. Сюда ты пришла, потому что я тебя пригласил .

– Я… я не…

– Все просто, – говорю я. – Все мы здесь собрались. У нас примерно полчаса, чтобы разгрести дерьмо. Прежде чем ты выйдешь из зала, мы должны оказаться на одной стороне. – Я не могу ощущать, как смыкается вокруг города кольцо соцполицейских, – по крайней мере, так, как Райте, – но я знаю, что они здесь, с каждой минутой все ближе. Полчаса – весьма щедрый запас.

– Ты.. ты просишь меня присоединиться к тебе?

– Прошу? Черта с два. Ты нужна нам. Ты и твои бойцы. Я бы умолял тебя на коленях, да ноги, как ты наслышана, плохо работают.

– Ты думаешь, что я соглашусь? Так ли ты наивен? – Хрипотца исчезла из ее голоса, сменившись жутковатым, рассеянным эхом, словно он

доносится из моего же черепа. Кайра быстро пришла в себя и пренебрежительным взглядом окидывает зал. – Присоединиться к тебе – значит, стать пособницей твоих преступлений.

– Только давай не будем насчет моих преступлений.

– Ты ради этого пригласил меня сюда? – ядовито звенит она. – Чтобы объявить себя невинным?

– В жопу невинность. – Я начинаю терять терпение; наверное, его немного и было. – Ты готова выслушать, с чем нам придется сражаться? Да или нет? Это все, что я хочу слышать. «Да», или «нет», или заткнись и в бой.

– Не думай, что сможешь запугать меня, Кейн. Я знаю, кто ты. Убийца. Лжец. Актир .

Лицо мое наливается кровью постепенно, снизу вверх.

– Раз уж мы начали обзываться, примерь на себя слово «изменница», ты, огрызок ушастый!

Нелюди, которых Кайра привела с собой, отзываются дружным рычанием.

– О чем ты болтаешь?

– Об измене, – повторяю я. – Твоей измене.

Рокот нарастает, но странный голос эльфийки перекрывает его без труда.

– Ты правда хочешь напомнить мне это слово, Кейн? Когда ты сенешаля Империи держишь на собачьем поводке?

Я пожимаю плечами.

– Мне он не король. С другой стороны, – я киваю в сторону Криса на сенешальском троне. Чародей с неприкрытым ужасом пялится на меня, неслышно бормоча: «Хэри, не надо!» – Делианн – твой повелитель.

– Да ты шутишь.

– Ага, это в моем духе. Сущий комик. Давай повеселимся. Расскажи всем, как ты пыталась убить Митондионна .

Зловещий рев все усиливается, но навстречу ему накатывается волна яростного, холодного рычания со стороны наших, равно хумансов и нелюдей: Криса все любят. Неголос Кайрендал рассекает волны гнева.

– Он не король. Он гнусный, кровожадный актир – как и ты!

– Ага. Ну и что? Он также младший наследник Короля Сумерек, и ты это знаешь, прах тя возьми. И тогда знала. Понимала, что он последний из Митондионнов, и приказала его убить.

– Он даже не перворожденный, – рычит она. – Он замаскированный хуманс!

– Ты все перепутала, – говорю я. – Человек – это маска.

Делианн оседает на сенешальском троне, будто изнутри его что-то выело, и закрывает лицо руками.

– Хэри, – бормочет он отчаянно и тоскливо, так что слышу только я. – Хэри, как ты можешь со мной так?

– Полночь, Крис, – просто отвечаю я. – Вот и все.

Он поднимает голову, глядя на меня с немым вопросом.

– Пора снимать маски, – объясняю я.

Выпученные глаза полны тошнотворной боли.

– Они никогда меня не примут.

– Кто даст за их мнение хоть крысиный хвост? Ты знаешь, кто ты есть. Веди себя соответственно.

Он закатывает глаза. Я поднимаю голову, чтобы наткнуться на высокомерный взгляд Кайрендал.

– Я знаю, что ты не в себе, Кайра. Знаю, что ты больна и тебе тяжело разобраться в своих мыслях. Вот твой шанс все исправить. Если хочешь помочь, мы будем признательны.