Клипер «Орион»
Шрифт:
Зосима Гусятников оборвал Бревешкина:
— Оставь свои кисели, унтер. Не идут они к такому серьезному делу. Лестно тебе, что матросы смеются над твоей брехней. В слове должен быть смысл и понятие, вот что. Постой! Не все и в тебе дурно, ты сегодня и по-человечески говорил, и даже одну умную мысль высказал — про секунду, от которой наша жизнь зависела. Командир наш на ней, на этой секунде, да на смелости
Отец Исидор, в матросской робе, один оттаскивал тяжелые ящики к борту, ветер трепал его пастырскую гриву, волосы падали на глаза. Он остановился, тряхнул головой, сказал, будто подумал вслух:
— Только ступлю на твердь, тотчас же остригу власа, а бороду оставлю, так как знаю — морозы здесь стоят крепкие, а борода греет. — И снова принялся за работу.
Зуйков, Трушин и Брюшков укладывали снаряжение в баркас. Зуйков сказал Брюшкову:
— Ты, Назар, держись бодрей! Будешь ты не каким-нибудь там прихвостнем, наемником у англичан или японцев, а народным бойцом.
— А иди ты знаешь куда?
— Известно куда. Посылай! Дальше, чем Бревешкин, не пошлешь. Все же ты поразмысли, время у тебя будет пошевелить мозгами.
Трушин покачал головой:
— Нет уж, Спиря, время все вышло. У нас у цыган есть пословица: «Думай, пока на коня не сел, а сел — поводья туже натягивай!» Мы сели на коней!
— И то правда! — согласился Зуйков. Помолчав немного, он толкнул в плечо Брюшкова: — Есть справедливость все-таки на свете, Назар!
— Какую еще там справедливость нашел? Не бросай ящик, руку прищемил! Черт!
— Извиняй. А справедливость такая, что то мы воевали за твои интересы, а теперь ты повоюешь за наши интересы! Что, не правда, Роман?
— Точно! Да только Назару кажется, что идет он с нами насильно, а на самом деле будет воевать за себя и за свою землю. Если вся эта сволочь сядет нам на шею, то и ты, Назар, будешь вроде крепостного. Советская же власть с чего начала? С декрета о земле! Земля теперь крестьянская, твоя, значит! И воевать ты будешь за эту самую землю.
— Ладно, посмотрим, — устало сказал Брюшков, — там видно будет.
— О! Подвел идею! — с восхищением воскликнул Зуйков. — Если взаправду будет справедливый дележ, то, Назар, у нас с братьями земли
Подбежал Лешка Головин. Все трое оставили работу и вопросительно смотрели на него.
Лешка не стал испытывать терпение, весело выпалив:
— За нами погоня! Миноносцев пять, а может, и десять! Японских, французских, английских, американских!
— Ну, что веселого нашел, дурень? — осерчал Зуйков. — Что они тебе, леденцы везут?
— Надо мне! Только им нас теперь не догнать.
— С двадцатиузловым ходом?
— Хоть с тридцати. Они только сейчас вышли. Герман Иванович всю ночь наушники не снимал. «Отранто» молчал. Что-то у него с радиостанцией стряслось.
— Стрясется, если все судно разнесли, — сказал Брюшков, — за это по головке не погладят.
— Так мы им и дались, чтобы гладили! Дядя Герман говорит, что японцы своим передали о нас, а пока те раскачались, мы вон где уже! Скоро в бухте будем!
Матросы и юнга поглядели на желанный берег, ярко освещенный поднявшимся из моря солнцем.
Неожиданно засвистели боцманские дудки, и разнеслась команда:
— Мыться, бриться, к построению… форма три!
Как в праздники и перед увольнением на берег, команда выстроилась на шканцах. Офицеры, также в парадной форме, стоят на мостике. Матросы не спускают с них глаз. Уже пронесся неведомо кем пущенный слух, «что все образовалось: получен приказ идти в Петроград». И как будто действительно «все образовалось» — командир, как обычно улыбаясь, что-то говорит своему помощнику, разве только лицо его чуть побледнело, да всем понятно, что им пережито за последние часы.
Отданы положенные рапорта. Командир, как всегда, смотрит на свои золотые часы, подходит к поручням и обращается к матросам так, как никогда еще никто не обращался к ним:
— Товарищи! Дорогие соратники! Поздравляю вас с первой победой над врагами нашей родины!
Прошло несколько томительных секунд, прежде чем строй несколько вразнобой отозвался троекратным «ура».
— Флаг поднять! — как-то особенно торжественно прозвучал голос командира, и вздох удивления прошел по строю: на ветру развернулся и затрепетал пропитанный солнечным светом красный флаг.