Клитемнестра

Нигро Дон

КАРОЛИН. Лекси, у тебя развратный ум.

ЛЕКСИ. Ты изменяешь моему отцу с мужем моей безумной сестры, а у меня развратный ум?

КАРОЛИН. Я очень люблю твоего отца.

ЛЕКСИ. Ты никого не любишь. И хочешь, чтобы он умер, чтобы получить страховку.

КАРОЛИН. Ты ничего не знаешь о любви.

ЛЕКСИ. Я знаю главное. Я знаю, что любовь умирает.

КАРОЛИН. Для такой умной девочки ты всегда была потрясающе глупой. Твоя сестра была такой милой. Такой послушной. Только потом я поняла, что ее послушание – форма безумия. А вот ты заставляла

меня нервничать. Всегда так подозрительно смотрела на меня. Я никогда не могла понять, чего ты так смотришь. И не говори мне, что я не люблю твоего отца. Меня начало трясти, как только я его увидела. Что-то в его глазах превратило меня в желе.

НИК. Это была вина.

КАРОЛИН. Какая еще вина?

НИК. Он был убийцей. Тебя влекла к нему вина, которую ты видела в его глазах. Женщин непроизвольно влечет к опасности, отчаянию, фатальности, жестокости и насилию. Именно поэтому они любят мужчин.

ЛЕКСИ. Ни хрена ты не понимаешь в женщинах.

КАРОЛИН. Лекси, следи за речью. Старайся изображать добропорядочную девушку. И ты должна перестать болтаться на кладбище с деревенским дурачком. От него ты набираешься всей этой вульгарности.

ЛЕКСИ. Мои разговоры с деревенским дурачком интереснее любых других. А еще он так красиво рисует меня углем на обороте старых конвертом. Конечно, на всех его картинках я голая, но они такие красивые.

КАРОЛИН. Лупи Рай видел тебя голой?

ЛЕКСИ. Еще нет. Во всяком случае, я перед ним не раздевалась. Предполагаю, что у него богатое воображение.

КАРОЛИН. С чего деревенскому дурачку представлять тебя голой?

НИК. Все представляют ее голой. Все, кто собирается в пожарке. Все пьяницы в «Красной розе». В банке мы часто сидим в хранилище, перебрасываемся серебряными долларами и представляем себе Лекси голой.

ЛЕКСИ. А может, он опять заглядывал в окна.

КАРОЛИН. Не понимаю, почему деревенский дурачок постоянно шныряет у нашего дома. И почему он воет? Раньше Лупи никогда не выл.

ЛЕКСИ. Он воет от тоски по Дженне. Ему ее недостает.

КАРОЛИН. Грандиозно! Деревенский дурачок воет под моим окном от тоски по моей безумной дочери. Моя жизнь – готический роман. Если ты не будешь начеку, окажешься в дурдоме рядом со своей сестрой, будешь вырезать из бумаги кукол и телепатически общаться с котом.

ЛЕКСИ. Так ты собираешься избавиться от меня? Тем же способом, каким избавилась от Дженны?

КАРОЛИН. Я не избавилась от Дженны. Я только отправила ее в дурдом. А что мне оставалось делать? Или ты хотела, чтобы она бегала по городу, говоря всем, что ее отец – преступник? Мы никогда не знали, что может сорваться с языка Дженны. И ты согласилась. Твой отец тоже согласился.

ЛЕКСИ. Я согласилась, потому что боялась, что она причинит себе вред.

КАРОЛИН. Ты согласилась, потому что тебе не терпелось затащить ее мужа в свою постель.

ЛЕКСИ. Нет, это как раз по твоей части, мама.

КАРОЛИН. Ты сидишь здесь, воображая обо мне чудовищные небылицы, но ты совершенно меня не знаешь. Ты, скорее всего, понятия не имеешь, как это было одиноко – жить с твоим отцом. Лежать одной в кровати, смотреть в потолок, тогда как он коротал время с пьесами, написанными две тысячи лет тому назад давно уже умершими греками. Одиночество твоего отца было заразным, мы все подхватили его. И все-таки, когда я засыпаю, последняя моя мысль – о нем. Я думаю, что он лежит мертвым где-то во Франции, вместе с твоим братом, и я скорблю о твоей бедной безумной сестре, а ты сидишь на крыльце, выдумывая обо мне развратные истории, и позируешь голой деревенскому дурачку.

ЛЕКСИ. Мне нет нужды выдумывать развратные истории. Моя жизнь – развратная история. Ты такая лицемерка. Не думай, будто Дженна не знает, почему ты никогда не навещаешь ее.

КАРОЛИН. Дженна ничего не знает. Она безумна.

ЛЕКСИ. Она, возможно, безумна, но не глупа. Да, она немного странная, но знает, что происходит.

КАРОЛИН. И сколько раз ты ездила к ней?

ЛЕКСИ. Она не хочет меня видеть.

КАРОЛИН. Так она не хочет видеть и меня. Кого ей недостает, так это нашего кота. Мне и без того хватает забот, у меня жуткие головные боли, а твой дедушка умирает.

(Справа в тенях появляется фигура, наблюдает за ними. Это МАЙКЛ, но они его пока не заметили).

ЛЕКСИ. Ты не навещаешь и дедушку.

КАРОЛИН. Ты тоже.

ЛЕКСИ. Я бы навестила, но он постоянно хватает меня за жопу.

КАРОЛИН. Это его способ выказывать теплые чувства. И не говори «жопа». Если тебе так необходимо ее упомянуть, скажи «пятая точка». Мне придется поговорить с деревенским дурачком.

ЛЕКСИ. Мама, ты – лошадиная пятая точка. И дедушка не выказывает теплые чувства, хватая меня за жопу. Он – ужасный, ужасный старикашка.

КАРОЛИН. Все мужчины ужасные. Мы должны делать им скидку, как бабуинам и другим человекообразным существам. Будь твой отец здесь, он бы смог тебе это объяснить.

МАЙКЛ (из темноты). Нет, не смог бы.

КАРОЛИН. Это правда. Не смог бы. (Всматривается в темноту). Кто это сказал? Кто здесь? Лупи?

ЛЕКСИ. Папа? (Сбегает с крыльца в объятья Майкла). Папа! Ты дома!

КАРОЛИН. Господи, Майкл. (Спускается с крыльца и обнимает его). Ты в порядке?

МАЙКЛ. Нет, я не могу дышать и, думаю, одна из вас сломала мне ребро.

КАРОЛИН. Почему ты не сообщил о приезде?

ЛЕКСИ. Мама постоянно твердила, что ты мертв.

МАЙКЛ. Не так она и ошибалась.

КАРОЛИН. Почему ты нам не писал?

МАЙКЛ. Переезжал с места на место.

КАРОЛИН. Девять месяцев переезжал?

МАЙКЛ. Отсюда туда – путь долгий.

ЛЕКСИ. Ты так похудел. Нам придется откармливать тебя.

НИК (он пьет, сидя на диване-качелях). Для убийства. Они хотят откормить тебя, чтобы убить.