Клуб «Алиби»
Шрифт:
Как только Жак Альер ушел из лаборатории, Жолио аккуратно перелил тяжелую воду, все двадцать шесть канистр, в стерильные стеклянные сосуды. Он наполнил канистры обычной водой из-под крана и поставил на место, где, как ожидалось, Альер их и найдет. Потом он погрузил тяжелую воду в кузов грузовика, присланного полчаса тому назад Министерством вооруженных сил, официальная военная машина скучного зеленого цвета. И только затем отправился на поиски Нелл.
Он остановился перед широкими деревянными дверями и нажал на гудок. Последовала пауза, затем проигнорированные Жолио проклятия, одного из торговцев, которому он загородил проезд, затем двери распахнулись. В дверях стояли двое пожилых мужчин и смотрели на него. Он обратился к ним из окна кабины.
— Я к мадам графине, — сказал он. — Она меня ждет.
Тот, что стоял к нему ближе кивнул и отступил. Жолио осторожно въехал внутрь, не желая искать Нелл, не желая выдавать пульсирование в его висках и сухость во рту.
Она стояла перед массивной стеной из винных бочек, связанных веревками, прижавшись носом к деревянной бочарной доске, отодранной от остальных досок, и закрыв глаза. Впитывая неуловимый аромат, о котором Жолио даже и не мечтал, впитывая аромат дуба. Но, услышав звук мотора, она повернула голову и пошла к нему навстречу, а он остановил машину и заглушил двигатель. По ее взгляду и выражению лица он понял, что она крепко держит себя в руках; теперь это был бизнес, они стояли на виду у рабочих ее виноградника, которых она вызвала из Бордо, чтобы они забрали бочки. Он не должен протягивать к ней руки, обнимать ее, вдыхать аромат ее волос.
Он стоял неподвижно, ожидая. Она была в брюках, он никогда их на ней не видел, и эффект был одновременно экзотический и неожиданно эротический. Одежда из габардина и стрижка делали ее похожей на пай-мальчика.
— Я уже не ждала тебя, — сказала она ему. — Анри готов к отгрузке.
— Я не знаю Центрального рынка.
— Естественно. Ты же из тех, кто всегда закупается в супермаркетах? Или твоя жена это делает. Несмотря на твою преданность к коммунистам. Ну да ладно, что тебе от меня нужно?
Она была настроена на суровое с ним обращение. Притворялась, что прошлой ночи не было, безжалостно обрывая связь.
— Отошли своих людей. Анри. И другого.
— Почему?
— Потому что я прошу тебя, Нелл.
Она задержала взгляд, раздумывая, уступать ему или нет, потом неожиданно повернулась и громко сказала по-французски:
— Дуб хороший. Не лучшее качество и, конечно, не то, за что я заплатила, но у меня нет выбора. Бог знает, если в этом году урожай будет такой же ужасный, как и в прошлом, какая, к черту, разница, во что мы разольем вино. Начинайте грузить.
Он последовал за ней по ступенькам и через дверной проем склада в маленький безлюдный офис, где Нелл нацарапала свою подпись на накладной, а затем упала в кресло.
— У тебя найдется сигарета?
Он достал сигарету и зажег.
— Ты сказал, что хочешь, чтобы я отвезла для тебя что-то. В Бордо.
— Да, так.
Она выпустила колечко дыма.
— Мой коллега — фон Галбан… знает твоего кузена. Немца. Как его зовут?
— Ганс Гюнтер фон Динкладж, — ответила она. — Один из моих друзей детства.
Он содрогнулся, услышав последнее слово, подразумевая под ним множество плотских образов: губы мужчины скользят по ноге Нелл, возбуждают ее, Нелл запрокинула голову, ее зубы обнажились.
— Наши матери — сестры. Мы росли вместе в Биркмере, но я потеряла с ним связь, когда Спатц поступил в университет. Потом я вышла замуж и приехала сюда, — коротко проговорила она.
«Потом ты вышла замуж. После пяти месяцев страсти в моей постели. И никаких воспоминаний о Рикки и пустом перроне».
— Фон Галбан говорит, что… кузен… живет с тобой.
Она захлопала глазами в нетерпении.
— О, мой бог. Рикки, не начинай. Не надо этой твоей душераздирающей ревности, у тебя дома твоя Снежная Королева и двое детей. Не сейчас. У меня есть более важные дела.
— Ты попросила меня остаться прошлой ночью. Ты, Нелл. Если хочешь знать, Я не привык ложиться в постель с любой понравившейся мне женщиной. Мне было нелегко на это решиться, для меня это кое-что значит, это был не просто секс…
— А теперь ты мучаешься, тебя терзают угрызения совести, и ты хочешь, чтобы я сказала тебе, что все в порядке. Но я не сделаю этого, Рикки. Я не ложусь в постель с каждым, кто встречается на моем пути, и я возмущена твоим намеком на то, что я, мол, сплю с мужчиной, которого считаю своим братом, словно я отпетая шлюха. Так что иди к черту, Рикки, и вези то, что у тебя там в грузовике, домой, идет?
— Прости меня, Нелл.
Она затушила сигарету и не смотрела на него.
— Я не спрашиваю тебя, что ты делаешь или могла бы делать со своим кузеном. Я спрашиваю, что ты ему рассказала.
— Рассказала ему? — она взглянула на него, ее пальцы замерли над пепельницей.
— Он враг, Нелл. Ради бога, что он делает в Париже? Полиция, должно быть, ежедневно останавливает его и проверяет документы.
— О, я не думаю, что все так плохо, — холодно произнесла она. — Он не носит форму, и большую часть своей жизни провел во Франции. У него произношение лучше, чем у меня. Полиция интересуется им не чаще раза в неделю. А когда его останавливают, он дает им мой адрес. Говорит, что он родственник. Просто в гостях.
— В гостях? Sacre bleu [72] , он же нацистский агент, не так ли?
— Не позволяй ревности захватить тебя, Рикки, — она лениво разглядывала его. — Спатц сам по себе. Он искренне ненавидит Гитлера и его людей, и, полагаю, он серьезно подумывает о том, чтобы работать на Альянс, так что пока не докладывай о нем своему министру.
— Нелл…
— Лучше побыстрее расскажи, зачем ты сюда приехал.
Она не проявила никакого участия, не дала ни единого повода, который бы объяснил этот переход от Альера к женщине, с которой он не виделся и не разговаривал много лет и имел все причины сомневаться в ее верности.
72
Святые небеса (фр.).