Клуб для избранных

Коган Татьяна

– Ты еще слишком молодой, Майки, чтобы любоваться закатами, – обычно язвила Викки, услышав его предложение. – У тебя будет для этого целая старость. А пока есть энергия, нужно накапливать впечатления и добавлять в свою жизнь драйва, – как можно больше драйва! – С этими словами она улыбалась своей похабной полуулыбочкой, способной пробудить самые грязные желания даже у железного дровосека.

Интересно, как бы она отреагировала, узнай о его нынешних приключениях. Небось подняла бы большой палец вверх в знак одобрения и захотела бы присоединиться. Она была больной на всю голову, его Викки. Может, поэтому и нравилась ему так сильно. А может, потому, что трахалась с огоньком.

Бомжеватого вида старик, судя по нетвердой походке уже успевший с утра принять на грудь, плелся по тропинке между деревьев. Возле

пышного кустарника фотографировалась парочка. Молодой мужчина и женщина прижимались друг к другу, делая селфи, меняли дислокацию и снова фотографировались – вместе и по отдельности.

Викки тоже просила Майка щелкнуть ее на телефон каждый раз, когда выходила из душа голая, с мокрыми волосами.

Стоп.

Что делать бомжу в практически безлюдном парке? Попрошайничать здесь, в отличие от оживленной городской улицы, не у кого, а на созерцателя природы он не похож. Майк метнул внимательный взгляд в старика. Да с чего он вообще решил, что это бомж? Из-за неряшливой одежды? Можно подумать, он сам выглядел лучше. Да и не старик тот вовсе. Лет шестьдесят от силы. У них в армии пятидесятилетний капитан подтягивался тридцать раз без рывков и мог свалить подготовленного молодого бойца одним ударом в табло.

Нолан мгновенно собрался, не сводя глаз с бесцельно шатавшегося среди деревьев незнакомца. Могло статься, это была паранойя чистой воды, но в свете недавних событий гарантий он бы не дал. Несколько минут Майк наблюдал, ожидая от потенциального противника активных действий, но тот продолжал кружить в небольшом отдалении от беседки – не уходя и не приближаясь. Вполне возможно, тот не рисковал нападать при свидетелях, поэтому Майк поднялся со скамьи, постоял, не обращая на себя внимания, и углубился в небольшую рощицу. Старик двинулся следом, держась на приличном расстоянии.

– Простите, пожалуйста, вы нас не щелкнете? – Та самая пара новобрачных (Нолан заметил у них на пальцах одинаковые золотые кольца) неожиданно появилась из-за мохнатой туи. Светловолосая девушка, лет двадцати пяти на вид, смущенно протянула Нолану маленький фотоаппарат.

Боковым зрением Майк заметил, что его преследователь остановился.

– Да, конечно.

Парень с девушкой обнялись, приняв романтичную позу. Майк сделал пару кадров.

– Спасибо большое!

Девушка взяла протянутую камеру и тут же стала проверять получившиеся снимки, листая кадры на дисплее. Бомж, постояв в задумчивости, нырнул в беседку. Майк выдохнул, осознавая свою ошибку. Никто его не преследовал, бомж всего лишь караулил, когда освободится местечко под навесом.

Майк скорее почувствовал, чем увидел, занесенную у своего плеча руку и резко отклонился в сторону. Новоявленный муж, несколько секунд назад беспечно позировавший на камеру, потерял равновесие, но тут же снова предпринял попытку воткнуть ему в плечо шприц, который зажал в кулаке. Майк перехватил его запястье и выкрутил, вынуждая разжать кисть. Лицо нападавшего исказила гримаса боли, но и сам Майк едва не застонал, когда получил под колени хлесткий удар телескопической дубинкой.

Он успел послать мощный хук в лицо противника, выиграв пару мгновений, и обернулся, чтобы отшвырнуть набросившуюся на него девицу.

Это была самая странная драка в его жизни, напоминавшая нападение двух мартышек на медведя. Парочка сильно уступала ему в физической подготовке, но проявляла чудеса упорства. Майк бил парня, тот валился на землю, стараясь дотянуться до упавшего в траву шприца. Девчонка ходила кругами, отвлекая внимание на себя, то бросалась в ноги, то наскакивала сверху, – и все это в полной тишине, без единого звука. Совершенно нереальная сцена: вот они, влюбленные молодожены, смеются, светятся нежностью и вдруг по щелчку теряют человеческий облик и нападают на него.

Большого вреда они причинить не могли – у них не имелось при себе оружия, а драться они не умели. Майк собирался посильнее припечатать парня, тряхнуть девицу и задать ей пару вопросов, но сообразил, что бомж заметил потасовку и заинтересованно выглядывает из беседки, а хозяин ротвейлеров-питбулей позвонил по телефону, кивая в их сторону, а потом решительно перелез через ограду площадки и двинулся прямиком через лужайку в их направлении.

Нолан оттолкнул девчонку, предварительно отобрав дубинку, и рванул прочь из парка.

Из дневника В.

А с другой стороны, может быть, человек не меняется? Возможно, новые обстоятельства просто высвобождают то, что всегда таилось внутри и лишь поджидало удобного случая, чтобы проявиться во всей красе? Сейчас я кажусь себе умнее, сильнее, интереснее, чем несколько лет назад. Я стала лучшей версией себя самой – хотя любой пастор, реши я исповедаться, пришел бы к обратному заключению, уличив меня в грехопадении. Но что такое грех как не способ познания мира?

Вы задумывались о том, чего по-настоящему желаете? Денег? Власти? Любви? Мне всегда хотелось чего-то смутного, не поддающегося определению. Приключений? Да, отчасти. Избранности? Способности идти дальше, чем большинство? В том числе. Но не ради протеста как такового. Протест – всего лишь одна из форм самоутверждения. А мне хотелось не самоутверждаться, а просто жить – весело и упоительно.

Меня со страшной силой увлекает тема апокалипсиса, только не теологического характера, а природного. Фильмы про астероиды, пандемию, инопланетных захватчиков, землетрясения и прочие цунами – это то, отчего у меня потеют ладошки и горят глаза. Стоит ли говорить о том, что масштабность моих снов просто зашкаливает – это обязательно раскалывающаяся земля, реки магмы и драматические прощания. Самое занятное, что в таких кошмарах я никогда не испытываю страха, не убегаю, не мечтаю спастись. Я чувствую комфорт и небольшое волнение, словно я долго стремилась к цели и наконец та замаячила на горизонте. Не знаю, что мое подсознание пытается мне донести. Может быть, то, что я и так уже давно поняла?

Апокалипсис. Меня возбуждает даже одно звучание этого слова. Неудивительно, что и свою собственную жизнь я постаралась сделать максимально на него похожей.

Меня вообще часто тянет порассуждать на грандиозные, философские темы. Мы часто спорили с Дональдом о таких понятиях, как хорошее и плохое. Чего больше в природе человека – склонности творить добро или причинять зло? Во что бы превратился мир, не сдерживай его рамки морали и законов? В какую сторону качнулась бы стрелка весов? Да и как, собственно, объективно оценить, что такое хорошо, а что плохо?

– Нельзя зацикливаться на чем-то одном, – любил рассуждать Дональд, разместившись в мягком кресле и вытянув длинные ноги. – Однообразие ведет в тупик. Когда все время творишь добро, то неизбежно черствеешь. Посмотри хотя бы на докторов, ежедневно спасающих чьи-то жизни. Приходилось ли тебе беседовать с ними по душам? Это страшные люди! Они способны абстрагироваться от величайшей драмы – потому что величайшие драмы для них рутина, окружающая их атмосфера. Нельзя заполнять себя добром до самой макушки. Нужно ограничивать количество добра, привносить в свою жизнь какой-то противовес. Добро должно доставлять тебе удовольствие (как и все, что ты делаешь), а это возможно лишь в том случае, когда добро – это фрагмент, хобби, а не монотонный труд, не работа.

– А мне нравятся добрые люди, – обычно возражала я. – Они трогательные и предсказуемые.

Дональд смотрел на меня с улыбкой – он знал, что я разделяю его позицию.

Понедельник

Краснодар, Россия

Леся проснулась рано. Солнце уже взошло, рассеивая по палате прозрачное сияние, но еще не припекало. Зной начнется после полудня, и чтобы удержать прохладу от работающего кондиционера, окно придется закрыть. Леся зевнула и потянулась, садясь на постели. И тут же вспомнила о лежавшей на прикроватной тумбе записке. Леся взяла ее и снова перечитала, чувствуя приятное возбуждение – хоть какое-то приключение в унылой лечебнице.

«Беги».

Очень многозначительно. Сразу возникают три вопроса:

1. В буквальном или переносном смысле «беги»?

2. Кто это написал?

3. Зачем?

Леся понимала, что, скорее всего, это чья-то шутка, но от скуки стремилась придать происшествию больше значения, чем оно заслуживало. Чисто теоретически подбросить послание мог какой-нибудь пациент из тех, кому разрешалось свободное перемещение. Леся прикинула, кто бы подошел на роль шутника, но ни одно предположение не выглядело жизнеспособным. С другой стороны, это все-таки психиатрическая клиника.