Клуб любителей диафильмов (сборник)
Шрифт:
Электричка прибыла точно по расписанию. Дорога от железнодорожной станции была безлюдной – будний день, конец октября. Окна в успевших отсыреть домиках были зашторены тюлевыми занавесками. За поселком асфальтовое покрытие обрывалось; дорожка выскальзывала из под него и, оставив позади поляну с заброшенной водонапорной башней, отклонялась в сторону леса. Идти надо было вдоль опушки. Тропинка то почти терялась в подступивших деревьях, то отдалялась от них, будто кокетничая, но лесную кромку так и не пересекала – незачем.
И вот, за поворотом, ее дом. Он громоздился
Она достала из сумки ключи. Повозилась с замком у калитки. Дверь дома поддалась легко. Екатерина Аркадьевна поставила сумку у стола, спустилась в погреб – за яблоками и клубничным вареньем. Надо было поторопиться – до наступления сумерек растопить печку, вымыть полы и накрыть на стол, чтобы потом спокойно пообщаться с гостями, ни на что не отвлекаясь. Она вытащила из сумки бутылку вина – сама делала, из черной смородины, по папиному рецепту. Потом настала очередь свертков: блинчики с мясом и творогом, баночка с винегретом, пирожки с капустой – тмин, вот секрет начинки. Тмин, а никакой не укроп!
…От настольной лампы с витражным абажуром, маминой, по стенам и потолку шли разноцветные блики – зеленые, красные, фиолетовые. И папину настольную лампу она включила, направив свет на отштукатуренный простенок. Получилось точно, как надо. Шестой час. Пора. Екатерина Аркадьевна села за стол, откупорила бутылку, положила пробку в специальное блюдечко – чтобы та не скатилась со стола, налила вино в хрустальную рюмку и посмотрела сквозь нее на свет ламп – сначала маминой, потом – папиной.
– Ну, с днем рождения! – сказала она.
Екатерина Аркадьевна отхлебнула вино, тщательно вытерла губы салфеткой и осмотрела стол. Столько еды, не знаешь, с чего и начать.
Это мамина идея была, на самом деле. Отмечать день рождения на даче. Екатерина Аркадьевна тогда училась в шестом классе. Осень в тот год выдалась необыкновенно теплой. Скоро уж снег выпадать должен, а на дворе – бабье лето. Вот мама и сказала, что такой день лучше всего провести за городом на даче. И что всех ее подружек можно пригласить туда. И что будет картошка с грибами. Они условились встретиться на вокзале. Прождали с мамой на перроне почти час, но никто не пришел – чего и следовало ожидать, собственно. Они тогда всё-таки поехали на эту дачу. Мама нажарила сковородку картошки с грибами – у них были, сушеные, висели на веранде. Екатерина Аркадьевна очень любила грибы. Ей тогда было так вкусно, что она почти перестала расстраиваться. Но день рождения они на даче больше не отмечали. А потом, в институте уже, повторилась та же история. Только папы с мамой уже не было.
Екатерина Аркадьевна вынула из сумки папку. Смахнула пыль с выцветшего зеленого коленкора.
– Добрый вечер, Валентина Степановна! – сказала она, доставая из папки первую фигурку. Плотный черный ватман. Почти картон. Девочки в магазине канцтоваров для нее откладывали. Не за просто так, конечно, – Милости просим!
Екатерина Аркадьевна поднесла фигурку к настольной лампе. На простенке образовалась четкая тень. Круглые щеки, прямой острый нос, шиньон. Валентина Степановна просто создана была для силуэта. Силуэтогенична, если есть такое слово, конечно.
– С днем рождения, Екатерина Аркадьевна, – произнесла Валентина Степановна скрипучим голосом, – спасибо за приглашение.
– Не за что, – ответила Екатерина Аркадьевна сухо.
– Вы уж не сердитесь, Екатерина Аркадьевна. Поймите и меня. Я же всегда так поступаю. Покупатель не смотрит на весы – обвешиваю. Смотрит – обсчитываю. Я же не со зла тогда. Я вас очень уважаю. Вот вы заходите, я сразу себе говорю – эта женщина умеет товар выбирать, не лишь бы.
– Ладно, – смягчилась Екатерина Аркадьевна, – не надо так переживать. Все мы люди, как никак.
Потом были Лидочка и Паша, из дома напротив. У Лидочки вот-вот должен был родиться ребенок, и дома, готовясь к поездке, Екатерина Аркадьевна вырезала ей аккуратный круглый живот. Она очень старалась – чтобы линия была точной, без заусенцев. Раньше Екатерина Аркадьевна вырезала как все – держала лист бумаги неподвижно, создавая силуэт движением ножниц. Но потом она обнаружила, что гораздо удобнее держать неподвижно ножницы, поворачивая лист между острыми створками. Как если бы бумага сама знала, что из нее должно получиться. А Екатерина Аркадьевна лишь направляла её, не давала отвлечься.
Екатерина Аркадьевна поднесла Лиду к лампе, но, поколебавшись, положила ее на стол. Чего-то явно не хватало. Екатерина Аркадьевна достала из папки запасной лист – никогда не знаешь, с чем столкнешься. Ножницы она тоже всегда возила с собой, в сумке. Екатерина Аркадьевна вырезала из бумаги запятую и, достав из ящика буфета булавку, приколола запятую к Лидочкиному животу.
– Привет, малыш! – сказала она, осторожно погладив запятую безымянным пальцем. От прикосновения клочок бумаги начал крутиться.
– Жаль, что вы со мной не здороваетесь, – обратилась к Лидочке Екатерина Аркадьевна, вновь поднося ее к лампе, – и муж ваш тоже мог бы быть повежливее. Я же хорошо к вам отношусь. У вас в окнах поздно горит свет, но мне это не мешает.
– Не обижайтесь на нас, Екатерина Аркадьевна, – смутилась Лидочка, – Мы неправильно поступали, чего уж там говорить. Заходите к нам, попьем чаю.
– Как-нибудь зайду, – неопределенно пообещала Екатерина Аркадьевна.
А потом был Иван Викторович из третьего подъезда, с эрдельтерьером на поводке: