Клуб победителей
Шрифт:
Евгений вышел из подъезда и побрел к метро. На улице стемнело. В окнах домов приветливо загорался свет. Навалилось одиночество. Захотелось поговорить с Кариной. Вытащил из кармана телефон и снова вспомнил, что выкинул симку. В ближайшем салоне купил новую карту и послал эсэмэску. На экране дружелюбно появились сомкнутые руки — фрагмент вечной картины вечного художника, используемого сотовой компанией. Телефон молчал. Любимых рук, протянутых к нему, не наблюдалось. Вошел в метро, сел в полупустой вагон и поехал в Измайлово, подводя итоги. Прошел еще один день, а он все топчется на месте. На Макса надежды мало. Придется завтра идти по школам.
Глава 17
Карина позвонила утром,
— Ну как ты?
— Нормально, весь в работе, — бодро отозвался Евгений. Вчерашняя грусть прошла, и он с удовольствием окунулся в дела.
— Я не вовремя? — нерешительно спросила Карина.
— Ты всегда вовремя. Мы сегодня встретимся?
Пауза. Карина молчала так долго, что он подумал, что их разъединили.
— Ты здесь?
— Да. Прости, сегодня не выйдет. Я позвонила сказать, что кое-что узнала. Мой знакомый навел справки. — сердце у Евгения упало: день, начинавшийся так хорошо, снова предстояло провести без нее. Он с трудом заставил себя слушать. — У тебя есть чем записать? Твоя дочь училась в 328 школе в десятом «А».
Он сглотнул.
— Почему ты говоришь в прошедшем времени?
— Нет, успокойся, это не то, что ты подумал. Просто она не вернулась в школу после зимних каникул. И не была больше зарегистрирована ни в одной школе.
Дыхание перехватило. В голову закралась черная мыслишка: а жива ли его дочь?
— Женя, ты не переживай, — пыталась утешить Карина. — Возможно, они переехали. Вдруг у твоей жены были родственники в другом городе? Это сведения только по Москве.
— Да, — тихо согласился Лычкин. Можно строить предположения, если знать, как в той или иной ситуации повели бы себя его жена и дочь. Но у него вместо представления о живых людях, с которыми он прожил долгие годы, были только буквы их имен и пустота.
Карину отвлекли, и она, извинившись, сказала, что перезвонит позже.
Лычкин положил телефон на стол. Усилием воли заставил себя заняться работой. Эвелина называла это: «Я подумаю об этом завтра». Интересно, откуда она взяла эти умные вечные фразы, работающие во всех случаях жизни?
Лычкин выглянул в зал. Ресторан медленно заполнялся. Появлялись красивые и не очень, но роскошно одетые женщины с мужчинами и без них. Шумная компания развлекалась в правом уголке зала. Оттуда доносились взрывы смеха и возбужденные голоса. Евгений прошелся по ресторану, чтобы оценить работу официантов. Придраться было не к чему: заказы быстро выполнялись, неубранной посуды и грязных пепельниц не наблюдалось.
На балконе прибывшие недавно музыканты настроили свои инструменты, и зал заполнили первые звуки модной в этом сезоне песни Стаса Михайлова «Ты моя, королева вдохновения». Мужчины зашевелились, приглашая своих спутниц на медленный танец. Евгений остановился, наблюдая за танцующими. Как он хотел бы сейчас кружить Карину по залу. Закрыл на мгновение глаза. «Золотой павлин» исчез. Во всем зале только они вдвоем, эта прекрасная песня и их любовь. И нет никакого прошлого и обязательств. Кто-то, проходя мимо, задел его, возвращая в реальность. Ты здесь, а твоя любимая в своем доме готовит ужин для мужа и сына. В том ее мире нет места даже для мыслей о нем. Последние звуки композиции замерли, короли усаживали своих королев на место. Евгений заставил себя встряхнуться и пошел к себе в кабинет. Горы документов отвлекут его от сердечной боли. Он вдруг осознал, что ему больно. Больно, что его любимая принадлежит другому и тяжело, что внутри него живет мужчина, который обладал ею в прошлом. Евгений заставил себя размышлять хладнокровно: ревнует ли он Карину к ее бывшему партнеру, воспоминания которого теперь принадлежат ему? Наверно, ревность неправильно подобранное слово. Как можно ревновать к части себя? А как это ни грустно осознавать, но Павел стал его неотъемлемой частью. И даже должность директора этого ресторана он получил благодаря его убеждениям.
Лычкин все еще сидел за бумагами, когда увидел на определителе номер Карины.
— У меня есть минутка, скажи, что ты меня любишь.
— Люблю. Очень. Когда мы встретимся?
— Ты правда этого хочешь?
— Я умираю без тебя. Медленно, но каждый день.
— Ты сказал именно то, что я чувствую. Я пыталась бороться с собой, но… Мне так стыдно…
— Не обвиняй себя, милая.
— Я гадкая, грешная. Мне стыдно за себя, но я так хочу снова в «Уютное гнездышко».
Евгений почувствовал, как замерло сердце. По рукам побежали мурашки, стало сладко и нежно. Нахлынули воспоминания. Ее руки, губы… Карина не играла с ним, подобно другим женщинам, она раскрывалась ему навстречу, щедро отдавая себя.
— Я встречу тебя завтра после работы, — его голос звучал глухо. — Люблю тебя.
— Мне надо идти, — в ее голосе появились тревожные нотки.
— До завтра. — Евгений услышал, как рядом с Кариной прозвучал мужской голос. Радость сменилась болью. Ложь Карины стала его ложью, а ревность претерпела изменения: ее муж был конкретным человеком, который разделит с ней постель уже этим вечером, в то время как он ляжет в одиночестве, предаваясь воспоминаниям об их близости и терзаясь мыслями, не потребовал ли супруг своего права обладания. Лычкин отодвинул бумаги в сторону и, посмотрев на часы, решил, что можно возвращаться домой. Домой? Одернул себя. Дома у него нет, и в ближайшее время не предвидится. Для того чтобы купить квартиру, придется хорошенько поработать. Поймал себя на мысли, что это не пугает его. Переполняющая уверенность в своих силах не давала падать духом, несмотря на угнетающие белые пятна воспоминаний. Прежде чем поехать в комнату, временно ставшую ему домом, долго бродил по опустевшим переулкам в центре, думая о том, что произойдет в его жизни, если Майя и Ася найдутся. Представить рядом другую женщину казалось кощунственным. Значит, возвращение невозможно. Но он хочет и должен общаться с дочерью.
Караев кричал так, что его лицо покрылось красными пятнами, над верхней губой выступили капельки пота, а голос сорвался на фальцет.
— Как ты мог такое допустить?
От уверенности Щербакова не осталось и следа. Кокетливая челочка обвисла, лицо вытянулось, левый глаз задергался.
— Я не знаю, Константин Борисович. — он прижал указательным пальцем уголок глаза. — Каким-то образом произошла утечка информации о продаже квартиры Лычкина.
— Да как такое могло произойти? — директор стукнул по столу кулаком. — Теперь необходимо найти эту скотину!
Щербаков выпрямился. После бессонной ночи созрело решение отказаться от вербовки новых клиентов. Можно попытаться выкрутиться. Занять денег у знакомых для погашения кредита. Устроиться на другую работу, правда, Галинку в Париж он не свозит. Так у них вся жизнь впереди. Еще хуже люди попадали.
— Извините, но я решил больше не работать у вас.
— Что ты сказал? Повтори!
— Я увольняюсь, — сказал Щербаков тихим голосом.
— А как ты собираешься кредиты возвращать? Кто, мать твою, тебе будет такую зарплату платить?
— Я решу свои проблемы.
— Нет, сначала ты решишь проблемы, которые здесь наворотил, а потом можешь убираться ко всем чертям собачьим. Никто держать не будет. Ты, — Караев показал на Щербакова пальцем с квадратным аккуратно подстриженным ногтем, — Сначала найдешь Лычкина и приведешь сюда. А уж тут мы устроим сольное выступление. Превращение человеческого недоноска в растение. Но до этого, имей в виду, даже не рыпайся. Иначе — как там твою жену зовут? — адресок у меня твой имеется.
— Она здесь ни при чем.