Клуб шальных бабок
Шрифт:
На всякий случай она заранее вытащила из уха одну сережку и теперь с радостной улыбкой продемонстрировала ее Ольге:
– Вот, действительно нашла! Очень удачно… Жалко было бы ее потерять…
– Рада за вас, – буркнула Ольга и заговорила с рекламщиками о каких-то своих проблемах.
Надежда Николаевна выскользнула в коридор.
Муж наверняка давно уже освободился и теперь разыскивает ее по всему офису.
Однако Сан Саныч ее вовсе не разыскивал.
Она обнаружила его на прежнем месте, за компьютером, только ребята его окружали совсем другие. Увидев жену, Лебедев
– Наденька, тут всплыл еще один срочный вопрос… Подожди еще немножко, ну, буквально десять минут! Мы уже заканчиваем! Совсем чуть-чуть осталось!..
Надежда хотела возмутиться и отчитать мужа, но вовремя вспомнила, что ни в коем случае нельзя делать это при его подчиненных. Кроме того, у нее самой были еще кое-какие дела в офисе. Поэтому она с ангельской улыбкой ответила мужу:
– Хорошо-хорошо, работайте, я буду в холле… Почитаю какие-нибудь журналы.
Сан Саныч, возможно, что-то заподозрил: его жена редко бывала такой покладистой. Однако его действительно ждали серьезные рабочие вопросы, и он, отложив подозрения до более удачного случая, снова уткнулся в экран компьютера.
А Надежда Николаевна вышла в холл.
Дело в том, что там она заметила уборщицу, которая приступила к ежедневному наведению порядка, а ведь известно, что уборщицы знают о жизни любой фирмы гораздо больше, чем кто-то другой. Может быть, даже больше, чем секретарши. Дело в том, что их обычно не замечают и при них ведут самые доверительные разговоры.
Уборщица действительно ходила по холлу с огромным пылесосом на поводке, как с любопытной собакой, сующей нос во все углы. Надежда Николаевна нарочно села в кресло, которое располагалось на пути дрессированного пылесоса. Вскоре неумолимая логика уборки привела к их встрече.
– Пересядьте, пожалуйста! – довольно сухо попросила уборщица Надежду. Та вскочила, направилась к соседнему креслу и вдруг всплеснула руками:
– Таня?! Кнопкина? Это ты?
Уборщица распрямилась, выключила пылесос и уставилась на Надежду:
– Надя? Любимова? А ты здесь что делаешь?
– Вообще-то я теперь не Любимова, а Лебедева, – поправила ее Надежда, – к мужу пришла. У меня здесь муж работает.
Они с Татьяной какое-то время работали в одном институте, только на разных этажах. Надежда была разработчиком, а Татьяна трудилась в отделе технической документации. То есть она просматривала чертежи, изготовленные Надеждой и ее коллегами, на предмет соответствия ГОСТам и прочим нормативам. Из сотрудников своего отдела Татьяна считалась менее строгой, и все разработчики старались подгадать, чтобы их чертежи попали на проверку именно к Татьяне.
Потом началась перестройка, и Татьяна уволилась из института одной из первых.
Всем в институте были известны сложные Танины семейные обстоятельства. Она довольно поздно по тем временам вышла замуж и родила подряд троих детей, причем всех девочек. Уже одно это считалось огромной проблемой в те годы пустых магазинов и всеобщего рабочего дня от звонка до звонка. Родителям подрастающих дочерей можно было только посочувствовать. И как будто этого оказалось мало, когда Таня с семьей после многих мытарств и хождений по кабинетам получили наконец четырехкомнатную квартиру, из далекого сибирского города приехала в гости свекровь. Она свалилась без предупреждения как снег на голову, погостила, да так и осталась насовсем.
– Мне у вас нравится! – заявила она как-то вечером громогласно.
Она все старалась делать так, чтобы слышали не только домочадцы, но и все соседи, а также люди, гуляющие во дворе с собачками, и дворничиха, метущая улицу, и пенсионеры, забивающие «козла», и просто случайные прохожие.
Любую дверь она не открывала, а распахивала, любую ручку не поворачивала тихонько, а дергала изо всех сил. Причем сил у этой женщины в запасе было немерено: она родилась и выросла в Сибири, там народ очень крепкий.
Ее всегда и везде было много, любое помещение она заполняла целиком, так что становилось негде сидеть, негде стоять и нечем дышать. И это притом, что сама Таня и все ее три дочки были тихие, бледные и худенькие. Девочки к тому же очень застенчивые. Танин муж в мать удался только статью, а так был молчалив и скуп в движениях. Дома он большей частью отсутствовал – все время где-то подрабатывал, чтобы прокормить и одеть свою женскую команду. Редкие часы досуга он посвящал починке вещей, которые портила его мамаша – не со зла, а от бьющей через край энергии.
Свекровь била посуду и ломала бачки от унитазов, выдергивала с мясом крючки для полотенец и роняла на кафельную плитку пестик от ступки, которым Танины дети пытались колоть орехи. По прошествии трех месяцев со дня ее приезда в доме не осталось ни одной плотно закрывающейся дверцы шкафа, все стулья скрипели и качались, диван продавился до такой степени, что торчали пружины, собачка, купленная девочкам, получила сильнейший стресс и начала писаться в прихожей, муж стал появляться дома еще реже, а Таня от утомления и нервов совершенно перестала спать по ночам.
Женщина она была скромная и молчаливая, но сотрудники забеспокоились, видя ее больной и измученной, и приступили с расспросами. А после начали давать советы, как использовать энергию этого стихийного бедствия в виде свекрови на пользу обществу.
– Ничего нельзя поручить! – со слезами в голосе рассказывала Татьяна. – Обед готовила – всю кухню изгваздала свеклой да рыбьей чешуей, даже на светильник попало. Я после работы весь вечер отмывала. Белье она замочила прямо в ванне, да налила на пол лужу. Соседка снизу прибежала, у нее весь потолок мокрый. Пол мела – ручку от швабры выломала, в швейной машине три иголки сломала! За что ни возьмется, все ломается, муж уже устал за ней чинить. Ее к хозяйству допускать – себе дороже получается!
– Да уж, – согласились сотрудники, – такую тетку хорошо бы в телегу запрягать вместо тяжеловоза! Или пускай ручной генератор крутит, электричество дает!
– Так в городе-то этого не нужно, – уныло ответила Таня, у которой от переживаний чувство юмора начисто пропало.
Свекровь твердо настроилась жить в большом городе с семьей сына и упорно не понимала осторожных Таниных намеков насчет отъезда. Да что там, она не услышала бы, даже если бы ей проорали приказ уезжать прямо в ухо.