Клуб смертельных развлечений
Шрифт:
Он ковылял по коридору, тяжело дыша и безостановочно матерясь. В его руках то и дело мелькал тонкий металлический жгут. Он знал, что не догонит гаденышей, но не мог остановиться, он должен был бежать, он должен был мстить. Он должен был… И в этот момент он увидел Бову.
Мальчик стоял около лестницы и смотрел на него. Его не мучили угрызения совести, он не чувствовал страха, он просто стоял. И разглядывал его с любопытством, как какое-то редкое насекомое. Гордеичу даже показалось, что мальчик взглядом, как булавкой, приколол его к бумаге, будто бабочку.
Гордеич забыл о том, что любит детей. Он уже не помнил, почему он был в ярости, он забыл про ацетон и водку. Он только почувствовал, что взял с собой
Зачем? Это был отвратительный вопрос. Вопрос, на который Бова так и не смог найти ответ. Он успел закрыть лицо, сжаться в комок и подтянуть ноги к груди. Боли он почти не чувствовал, потому что она захватила все его сознание. Кроме боли, не было ничего.
Его спасло чудо. У Гордеича не выдержало сердце. Он последний раз взмахнул жгутом, но так и не ударил им. Его лицо на мгновение приобрело осмысленное выражение, в нем промелькнуло страдание. А затем он умер.
Это была первая смерть, которую увидел Бова.
Он провел полгода в больнице, на его руках и спине остались широкие шрамы, но он выздоровел. И вернулся в детдом. И страх по-прежнему был чужд ему.
Но и после этого случая он не стал среди ребят своим. Его обходили стороной, считая, что он немного не в себе. Ребята не могли понять, почему он не убежал от Гордеича. Почему остался. Одно время даже ходили слухи, будто это он убил завхоза. Правда, этому не особо верили, но тем не менее рекламой для Бовы это стало неважной. Его не приглашали участвовать в играх и в проказах. Зато о нем вспоминали, когда наступало время драки с заводскими. Тогда он становился незаменим. На старом футбольном поле сходились стенка на стенку парни из заводского микрорайона с детдомовскими и бились до крови.
Бова любил драться, любил чувствовать, когда кулак достигает цели, когда слегка ноют сжатые пальцы, когда почти бесшумно похрустывают суставы. Он был идеальным бойцом. Он мог драться с двумя, с тремя, с пятью. Его могли бить ногами, руками, хоккейными клюшками, все равно он оставался победителем. Если его валили на землю, то через секунду он поднимался и бросался на врага с удвоенной яростью. Если у него выступала кровь, то противник понимал, что не отделается пустячными синяками. Если он терял сознание, то все знали, что во время следующей драки он непременно отыщет обидчика и расквитается с ним. Он не умел проигрывать. С возрастом он оценил вкус победы ради победы. Финальную точку в любой драке, с кем бы Бова ни дрался, мог поставить только он, и никто другой. Если его лишали такой возможности, он ждал своего часа. И когда этот час наступал, он был жесток и не по-детски хладнокровен.
В пятнадцать лет у него впервые в жизни появился друг. Маленького Сашу перевели к ним из камышинского детского дома. Щупленький, тощий рыжик с конопушками. Первый раз Бова увидел его на футбольном поле. За детдомом был пустырь, который ребята расчистили сами, соорудили подобие ворот и часто теплыми вечерами там играли. Иногда к ним присоединялись дети, живущие неподалеку.
Бова в этих играх не участвовал, его не приглашали, потому что в первый же раз, когда он вел мяч к воротам противника, он сшиб мальчика, который хотел остановить его, и сломал ему ногу. Воспитатели сказали, что это случайность, в спорте бывает еще не то, но мальчишки отказывались с ним играть. Так же, как и всегда. Они считали, что он слишком жесток и сделал это специально.
Поэтому он не играл, но часто приходил посмотреть, как играют другие. В тот раз он отметил, что среди знакомых фигур появилась новая, с яркой головой, похожей на апельсин. Мальчишка был шустрым и очень драчливым. Если его задевали, он подскакивал к обидчику, как молодой петушок, и кричал на него. Тогда он просто отметил новичка, как отмечал автоматически все новые явления, с которыми сталкивался.
В следующий раз он столкнулся с ним в столовой. Рыжий со слезами на глазах, но молча, сжав зубы, отбивался от двух мальчишек постарше. Те били его серьезно. Дубинин прошел мимо, даже не думая вступаться, такие разборки были здесь самым обычным делом. Выживал сильнейший, это Бова усвоил с младенчества. Окружающий мир не давал ему повода усомниться в этой простой истине.
Постепенно новенький прижился, влился в коллектив, у него появились здесь друзья. Бова часто с удивлением видел его в окружении детей. Саша показывал им что-то, а они смеялись. Малыш был настоящим комиком. Бова заинтересовался, что такого интересного делает этот задохлик, и однажды подошел поближе к детям, которые кольцом обступили новенького. Саша мельком оглянулся на Бову и продолжил представление.
Это было шоу! Он изображал разных людей: их директора, учительницу математики, сторожа. И делал это так, что даже Бова не выдержал и рассмеялся. Это было столь неслыханным событием, что престиж Саши поднялся еще выше. До этого Бову никто не видел смеющимся.
Однажды в столовой Саша подсел к Бове, который в одиночестве доедал хлеб, оставшийся от обеда.
— Почему ты всегда сидишь один? — спросил его одиннадцатилетний паренек, и Бова не нашелся, что ответить.
Саша подождал, но ответа не услышал. Это его не смутило.
— Хочешь, я покажу тебе свой секрет? — заговорщицки склонился он к Бове. Тот неопределенно пожал плечами.
— Смотри. — Мальчик полез в карман и достал оттуда малюсенькую корзинку, размером не больше пятикопеечной монеты. В корзинке сидело два цыпленка из желтого пуха. У птичек даже были глазки и клювы, и вообще они сильно напоминали настоящих, только уменьшенных в размерах, будто перенесенных сюда из Лилипутии.
Саша полюбовался ими немного, дал Бове. Тот без особого интереса повертел цыплят в руках и отдал ему.
— От бабушки осталось, — с гордостью сказал мальчик. — Я никому это не показывал, только тебе. Не говори никому. — И Саша убежал.
После этого он часто подходил к Бове, старался вместе с ним есть, часто приглашал его гулять, а однажды даже подрался с двумя старшими, когда они сказали, что Бова псих и что они не хотят с ним вместе идти в кино.
Дубинин чувствовал, что начинает привыкать к мальчику. И это ему не нравилось. Всю жизнь он был один, он привык к этому, и это чувство нужды в другом человеке мешало ему, как заноза в ноге.
Один раз Сашка попросил его сходить с ним в кино. Показывали «Фантомас», фильм Бова видел уже два раза, но почему-то не отказался.
Саша был еще совсем мальком, снисходительно заметил про себя Бова, глядя, как мальчишка радуется тому, что происходило на экране. Он даже угостил малька мороженым, потратив на это весь остаток своих карманных денег. У детдомовских денег было немного, и добывание их было связано с определенными сложностями.
После кино Сашка потащил своего взрослого приятеля гулять, по дороге рассказывая о своей семье. Своих родителей он, как и Бова, не помнил. Они насмерть замерзли в степи по пути домой, возвращаясь ночью на колхозном тракторе из другого села. Двигатель заглох, и они сбились с пути, пытаясь отыскать дорогу. Тогда Саше было года два. Они с братом, которому уже было двенадцать, стали жить у бабушки в Воронеже. Старушка растила их несколько лет, но умерла, когда Саше исполнилось семь. Ему пришлось отправиться в детский дом. Сначала они с братом были вместе, но через год тому исполнилось восемнадцать, и он смог вернуться в бабушкину квартиру, где был прописан. Младшего брата он забрать не успел. Его забили насмерть в пьяной драке на проходной завода, где он успел проработать три месяца.