Клубная культура

Джексон Фил

Время утратило всякий смысл. Я не отдаю себе отчета, как давно продолжается эта вечеринка. Значение имеют лишь музыка, танцы и люди. Я останавливаюсь, чтобы передохнуть, и направляюсь остыть во второй бар. Наконец-то открыли балкон, там гости тащатся и наблюдают за тусовкой. Какой-то парень выбивает на бонго 1 риффы в стиле Тито Пуэнте 2. Толпа заразилась лихорадкой. Мимо проходят несколько женщин в разноцветных париках, они сосут леденцы на палочках. Мне впервые захотелось стать леденцом. Безумие правит бал, но оно настолько доброе и искренне-дружелюбное, что кажется не только нормальным, но и совершенно уместным. Я хлебаю воду. Во рту пересохло от танца, сам я промок от пота, но теперь мне уже плевать на то, как я выгляжу. Эта вечеринка раскрутила меня, как юлу.

Я

пробираюсь поближе к музыкальной шкатулке. Балерина уступила место аниматорам клуба «Тишина», которые прославляют в танце радости самовыражения и доморощенного творчества. Завязываю разговор с соседом. Ему девятнадцать, он живет в маленьком городке в Уэльсе, а в Лондон приехал навестить друзей. Его улыбка, кажется, шире лица, а зрачки — что пуговицы от пальто. Он кричит: «Я никогда ничего подобного не видел. Блин, это круто, я хочу здесь жить!» Кажется, это будет его второй дом.

Отправляюсь побродить еще. Толпа вот-вот закипит. Повсюду замечаю прекрасные танцующие создания. Затем сталкиваюсь с компанией женщин в одинаковых очках, похожих на библиотекарей-сладострастниц или развратных секретарш из порнофильмов: шик во плоти. Они чопорно проплывают мимо, словно стайка Типпи Херден 1. Парень в прелестной розовой распашонке оживленно беседует с негритянкой в нижнем белье.

Возвращаюсь во мрак за новой порцией баса, этого звукового стимулятора технологического века, заставляющего меня танцевать упорно, энергично, неистово. Этакое сладкое бешенство. Мне хорошо, мое тело стало свободным и страстным, я любуюсь взглядами, которые бросают на него окружающие, поощряя мои усилия. Женщина в розовом кожаном бюстгальтере и обтягивающих штанах из такого же материала и такого же цвета направляется прямо ко мне, улыбается и начинает исполнять соблазнительное мамбо, словно стриптизерша без шеста. Мы танцуем вместе пару треков, после чего она, все так же улыбаясь, растворяется в толпе. Полуобнаженный мускулистый гей стоит среди танцующей массы. Его мышцы выпирают, а зубы сжаты так крепко, что, кажется, должны рассыпаться в порошок. Ноги его совершенно неподвижны, глаза устремлены куда-то вдаль, и лишь накачанный стероидами торс изгибается взад и вперед. Я беру тайм-аут, сижу и наслаждаюсь зрелищем. Вдруг, будто пчелка, ко мне из другого конца зала прилетает фея с искорками в глазах и озорной улыбочкой, смотрит прямо в глаза и говорит с мелодичным ирландским акцентом: «Ты всегда можешь потанцевать еще, всегда». Фея исчезает, а я понимаю, что она была совершенно права, и вскакиваю на ноги.

Итак, это заразительное хаотичное волнение людских масс, сплоченных химикатами, ритмами и желанием веселиться, продолжается. Кошмар властей, стержень антисистемы, экстремальный, но благопристойный, непринужденный или, может быть, раскрепощающий. Я болтаю с забавной парочкой: она высокая, элегантная и улыбчивая, он коренаст, похож на вышибалу. Обоим под сорок. На нем смокинг, но без сорочки, а вокруг шеи — прелест-ный собачий ошейник. Мы глядим по сторонам, болтаем о всякой ерунде, обмениваемся комплиментами, а большего и не требуется.

Я нахожусь в залитом светом баре. Народ танцует повсюду, не исключая барной стойки. Бедра вращаются, тела наполняются плотской энергией, музыка барабанит по перепонкам, засасывая толпу. Меня зачаровывает то, как стекают по женской коже капельки пота. Больше всего сейчас мне хочется слизать их. В клубах все выглядит так аппетитно.

Куда бы я ни бросил взгляд, тусовщики широко улыбаются. Часто ли доводится видеть такое? Лица светятся от возбуждения, страсти, просто от радости. Толпа эмоционально созрела, и уже не кажется, что на человеческой расе можно ставить крест. Все это стало возможно благодаря общему усилию воли, в основе которого лежит простое желание хорошо провести время, дающее людям готовность принимать окружающих такими, какие они есть, и ожидать того же от них. Здесь придется очень постараться, чтобы найти причину для беспокойства.

«Do a little dance, make a little love, Get down tonight, get down tonight» 1 (K. C. and The Sunshine Band, Get Down Tonight).

Знакомая мелодия вновь тянет меня подвигать попой. Заряжаясь энергией человеческой массы, движущейся, чтобы наслаждаться жизнью, помещение, кажется, становится фрактальным. Я возвращаюсь в темноту и обнаруживаю, что центральный подиум забит до отказа. Я тоже хочу поиграть. Мне удается втиснуться между танцующими. Здесь намного горячее. Следуя ритму, я становлюсь единым целым с толпой. Замечательно! Руки, ноги, туловища извиваются и переплетаются, подгоняемые вирусом, имя которому бас. Невозможно устоять перед этим акустическим искушением, этими раскатистыми звуками — вязкими, липкими и необъяснимо мудрыми. Мое тело кажется жидким. Оно пережило множество трансформаций. Проблемы рабочей недели растаяли без следа под струями жгучей энергии. Лишь в клубе, под воздействием каких-то сокровенных телесных секретов танца, я двигаюсь с такой экспрессией, страстью и кинетической свободой, которую ощущаешь всеми мускулами, сухожилиями и костями.

Я вновь направляюсь в туалет, из которого, пошатываясь и держась за нос, выходит парень. Веки его глаз подергиваются, а слегка зеленоватый оттенок кожи наводит на мысль о том, что он малость переборщил с порошковой стимуляцией. Он подходит к болтающейся рядом компании и бормочет, что ему придется уйти. Мне кажется, он надеялся на сочувствие, но вместо этого услышал снисходительное «слабачок» от своих друзей, которые все же утянули его на танцпол.

Вот уже в четвертый раз я встречаю ту ирландку. Всякий раз, когда я пытаюсь отдышаться, она появляется из ниоткуда, чтобы подбодрить меня, и ей это удается. Всю ночь мы общаемся только так. Смешно: я даже не знаю, как ее зовут, но уже привязался к этой миниатюрной чудаковатой фее, следящей за тем, чтобы я не тормозил. Я танцую уже почти пять часов кряду и все чаще мечтаю о кружке ледяного светлого пива.

И вдруг зажигают свет. Ух, зараза! Большинство посетителей устремляются на главный танцпол, где пока темно, но конец уже близок. Это странный момент и потрясение для всего организма. Я решаю забрать куртку прежде, чем в гардеробе начнется давка. Вокруг болтают люди, несколько пар обнимаются и целуются; все очень по-доброму, и это радует. 8 часов 45 минут. Солнце взошло, и можно поехать на метро. В вагоне испытываешь необычные ощущения: рядом трезвый народ, отправляющийся по делам, а твой мозг продолжает радостно жужжать. Когда выходишь из клуба на рассвете, чувствуешь себя озорником, которому удалось вдоволь оторваться. Ты как будто состоишь в тайном обществе гедонистов, в которое эти хмурые личности пока не допущены.

2. Танец

Не доверяй духовному вождю, если он не умеет танцевать.

Mr. Miyagi. The Next Karate Kid (1994)

Иногда я мыслю. Иногда я есть.

Поль Валери (1871–1945)

Танец является одним из важнейших элементов клаббинга, поскольку он срывает с дионисийского тела сковывающие его в будничном мире аполлонические оковы. Ницше предложил считать основной оппозицию между человеческой природой и человеческими отношениями в обществе и привлек для ее исследования понятия о Дионисе и Аполлоне. Как объясняет Б.Тернер,

…Аполлон олицетворяет принципы формализма, рационализма и последовательности, а Дионис представляет восторг, фантазию, излишество и чувственность…

[Turner B.1996:18]

Если бы Ницше дожил до наших дней, ему бы понравилось в ночных клубах, ведь клаббинг — это истинно дионисийская практика, породившая собственные альтернативные формы общественного порядка. Танец — лучший пример того, как клаббинг ввел дионисийское тело в мейнстрим британской культуры, перевернув понятия телесной дисциплины и контроля, являвшиеся основой протестантско-христианского взгляда на плоть, доминировавшего в нашей культуре на протяжении столетий.