Клятва, которую мы даем
Шрифт:
– Твой отец заботился о твоем счастье больше, чем когда-либо заботился о компании, Сайлас. Мы думали, что ты уедешь после окончания университета, но когда Розмари умерла, твое горе заставило тебя остаться здесь. Я уже много лет наблюдаю, как ты перерастаешь это место.
Но не все воспоминания хороши.
Здесь также живет смерть. Тайны и боль. Ложь и непростительные поступки. Мы никогда не сможем гулять по территории Пондероза Спрингс, не думая о телах, которые мы здесь похоронили. О жизнях, которые мы отняли,
Есть ли возможность оставить это позади? Это легко.
Построить жизнь с Коралиной, за которой не будут постоянно наблюдать и о которой не будут говорить. Дать моей девочке пространство, необходимое для выздоровления и роста. Быть рядом, чтобы наблюдать, во что она превращается, без чувства стыда на своих плечах.
– Я подумаю об этом, хорошо?
– Хорошо, малыш, – бормочет она.
Я обнимаю маму, крепко прижимая к себе ее маленькую фигурку. Нет никакой вины в том, что я не рассказал ей правду о своей шизофрении. Не тогда, когда правда не имеет значения.
Есть она у меня или нет, это не изменит того, как она меня любит. То, как она всегда меня любила. Вера – это не то подтверждение, которое мне нужно от нее. Вера была тем, что мне нужно было от самого себя.
Правда принесет в ее жизнь только чувство вины и печаль, а это совсем не то, что ей нужно, когда она начинает свой путь в скорби. Ей будет трудно простить себя за то, что она доверилась врачу, а не словам собственного сына, как будто у нее был выбор. Она забудет, как боялась за меня, и будет ненавидеть себя за то, что не поверила мне.
Я не буду так поступать с ней.
Люди в моей жизни, которым нужно знать, знают.
Это все, что имеет значение.
Похороны моего отца продолжаются, как и вся жизнь. Из вежливости я пожимаю руки, выслушивая соболезнования от людей, которые его не знали.
Когда последний человек покидает недавно отреставрированную церковь Святого Габриэля, я остаюсь один. Ну, по крайней мере, на короткое время.
Двери святилища открываются, и, когда я поднимаю взгляд со своего места на ступенях алтаря, я вижу, как Алистер, Рук и Тэтчер входят внутрь. Они одеты в различные костюмы и выглядят гораздо старше, чем я когда-либо помнил.
Прошло полгода с того дня, когда мы стояли над пустой могилой, пропахшей горелой плотью и секретами. Все мы были одеты по высшему разряду, одна из нас – в свадебном платье. Этот день должен был ознаменовать начало нового приключения.
Он ознаменовал горький конец нашей мести.
Алистер поклялся никогда не возвращаться сюда, но он был готов на все ради меня. Он бы и шагу не ступил в Пондероза Спрингс, если бы это не означало быть здесь, чтобы почтить память моего отца.
– Как ты думаешь, насколько сильно они разозлятся, если я сожгу это место во второй раз? – спрашивает Рук, опускаясь на одну из скамей,
– У меня завтра самолет, и если тебя посадят в тюрьму, ты будешь сам, блядь, по себе.
Я ухмыляюсь Алистеру, молча соглашаясь, но также зная, что мы вытащим его, как только они кинут его задницу в камеру.
– Меня тошнит от похорон, – бормочет Рук, его глаза скрывают темные очки. – Будет приятно проснуться завтра, не беспокоясь о том, что кого-то из вас убьют.
– Ты только что сказал что-то, с чем я действительно согласен?
– Можем ли мы, черт возьми, пожалуйста, избавиться от «Американского психопата» прямо сейчас?
Тэтчер садится на скамью позади него и наклоняется вперед:
– Как хочешь, Ван Дорен.
На мгновение воцаряется тишина. Просто мы существуем, осознавая, что эта часть нашей жизни окончена. Последняя вражеская фигура убрана с доски, и мы полностью контролируем ход игры.
Ну, почти, но честно говоря? Истон Синклер волнует меня меньше всего в жизни. Я жаждал мести, и он дал мне возможность, которой не было ни у кого другого.
Шанс попрощаться с Розмари. Шанс извиниться. Шанс избавиться от чувства вины.
И хотя он выстрелил в меня, если я когда-нибудь увижу его снова? Я поблагодарю его за это и надеюсь, что Рук не будет рядом, потому что он не так снисходителен к Истону, как я.
– Ребята, вы помните, когда мы были детьми, мы пробирались в библиотеку Колдуэлла на Холлоу Хайтс, чтобы запустить бутылочные ракеты? – говорит Рук, заставляя меня вспомнить то время, когда мы были намного меньше и еще более безрассудны.
– Я помню, как Тэтчер сделал тебя козлом отпущения, – фыркает Алистер, скрещивая руки на груди и ухмыляясь. – Хотя это была его идея.
– Прежде всего, это была твоя идея, Али, – возражает Тэтчер. – Ты был зол на своего отца, я просто предложил тебе решение. Не вини меня в своей вспыльчивости.
– Мне кажется, мы уже спорили об этом раньше, – бормочу я. – Когда нам было лет по тринадцать, и мы сидели на заднем сиденье отцовской машины
Мой отец был тем, кто забрал нас из деканата после того, как нас засняли на камеру. Именно после этого я посвятил себя изучению того, как взломать камеры видеонаблюдения. Нет видео – нет преступления.
– Я не говорю, что буду скучать по Пондероза Спрингс, но, – Рук делает паузу и оглядывает каждого из нас, – это место объединяет нас, чтобы мы без него имели?
На этот вопрос нет ответа. Никто из нас не знает, что ответить, потому что я не думаю, что кто-то правда знает. Мы только что узнали, что можем быть совсем не такими, какими нас ожидали увидеть в этом месте.
– Знаете, мы могли бы купить это место, – Ррезко говорю я, не уверен, что говорю это всерьез, но я знаю, что не хочу их терять.