Клятва, которую мы даем
Шрифт:
– Это тогда ты перестал принимать лекарство?
Я медленно киваю.
– Таблетки с витамином В.
На ее губах появляется улыбка. Я уверен, что мой терапевт не должен одобрять подмену лекарств, но Джен всегда была приветлива, и я думаю, что, учитывая мою не самую обычную ситуацию, улыбка вполне оправдана.
– У меня был эпизод, когда я… – я делаю паузу, ненавидя себя за необходимость спрашивать. Ненавижу себя за то, что они заставили меня усомниться в своем здравомыслии настолько, что я нуждаюсь в подтверждениях. – … когда меня сюда
В моей памяти всплывают воспоминания о прошлой весне, фрагменты кошмара. Сэйдж Донахью возвращается в Пондероза Спрингс после смерти сестры. Голоса, которые пришли ко мне впервые в жизни, наблюдение за тем, как дом Фрэнка Донахью пылает, а демоны танцуют среди них.
Я вижу эти моменты, фрагменты и половину времени мне кажется, что это был не я. Я просто смотрю фильм, а главный герой, оказывается, похож на меня.
– Эпизод, который привел к твоей госпитализации, был психотическим срывом4. Ты пережил невообразимую травму – смерть человека, к которому был эмоционально привязан. Эта травма в совокупности с годами, когда тебе никто не верил, запустила спираль, которую не смог бы остановить даже ты сам, если бы захотел. Это неудачное стечение обстоятельств, но это не шизофрения.
Дженнифер перелистывает бумаги на коленях, нахмурив брови и продолжая говорить.
– Насколько я могу судить, эпизод, который они зафиксировали, когда ты был маленьким, был не таким же. В записях доктора Брюэра почти нет информации, и этого недостаточно, чтобы поставить такой серьезный диагноз пациенту в таком юном возрасте.
Я усмехаюсь, не в силах сдержаться.
Мой первый эпизод.
Я был ребенком, кричащим о помощи. Не из-за галлюцинаций или бреда. Меня никто не слушал, не хотел слышать. Я был в панике, напуган, и никто не мог поверить в то, что я видел.
– Судя по тому, что я узнала от твоих родителей и из скудных записей, у тебя были ранние признаки депрессии, и, вероятно, именно поэтому родители обратились к врачу. Они были напуганы внезапным изменением твоего поведения, и я думаю, что у них всегда были самые лучшие намерения в отношении тебя. Они и сейчас желают лучшего, но их вера была ошибочной. Мне жаль, что именно тебе пришлось расплачиваться за это, Сайлас.
Я перевожу взгляд на Дженн, понимая, что она действительно сожалеет. Что в какой-то степени ей небезразличен я и то, что произошло. Искренняя забота о моем здоровье привела ее к такому выводу.
Это объяснение. Ответ.
Уверенность, в которой, как мне ни неприятно это признавать, я нуждался.
Когда меня поместили сюда, я верил всему, что обо мне говорили. Каждому шепоту, каждой лжи, слухам и искаженной правде.
Потому что, когда Сэйдж вернулась и приближалась годовщина со дня смерти Розмари, я начал замечать кое-какие вещи, слышать их своими ушами. Я видел их, и они пожирали меня, пока я не поверил, что они реальны. Пока я не поверил тому, что они мне говорят, и не придал значения их лживым словам.
Я
Мой разум стал жутким местом. Я имею в виду, что так было и раньше, но тогда все стало по-другому. В тот год из гнусных корней проросли смертоносные шипы. Мой разум был наполнен черной слизью, которая проникала в каждую пору и душила меня обманом.
Она извивалась, ползала, кишела существами, которые многие и представить себе не могли. Мой монстр, демоны, тени, которые соскальзывали со стен и принимали человекоподобные формы. Они парализовали бы людей страхом.
Несмотря на то, что они ушли и до сих пор не появлялись после моей госпитализации, я смирился с воспоминаниями об их существовании, привык к этому. Я понял, что всегда буду гораздо более страшным чудовищем, чем мой разум и зло, которое он может породить.
Я намного хуже.
Потому что я есть и всегда был настоящим.
– Ты собираешься сообщать всем в Пондероза Спрингс, что прозвище «шизик» больше не приемлемо?
Я наклоняюсь вперед, упираясь локтями в бедра, и наблюдаю, как лицо Дженнифер искажается печалью. В уголках ее глаз появляются морщинки, когда она пытается одарить меня нежной, ободряющей улыбкой.
Она, возможно, думает, как ужасно, что этот бедный мальчик пережил все это.
– Я думаю, твои друзья и семья смогут помочь сообщить эту новость, как только тебя выпишут отсюда.
Без предупреждения мое тело напрягается, я расправляю плечи, а нутро скручивает.
– Нет.
Четко и ясно, без малейших сомнений, нет.
– Сайлас, – ее брови вздергиваются от удивления. – Я могу предоставить обширные медицинские доказательства и данные, которые я собрала за время твоего пребывания здесь. Я – твое доказательство этого ложного диагноза.
В горле нарастает зуд, он раздражает кожу во рту. Ком ваты застрял глубоко в дыхательных путях, и я сплетаю руки перед собой. По привычке я постукиваю большими пальцами.
Я качаю головой.
– Я не хочу им говорить. Пока не хочу. Я не… – я хмурюсь и поджимаю губы. – Врачебная тайна. Я никому не скажу, и вы тоже.
Дженнифер молча наблюдает за мной, анализируя каждое движение и выражение лица, я уверен. Независимо от того, что говорит ей ее диплом о моем поведении, я не изменю своего мнения.
Она это знает.
– Тобой и твоей семьей воспользовались. Вы все доверились специалисту, который не поставил во главу угла твое здоровье, он воспользовался тобой, когда твое состояние было уязвимым. Это, по меньшей мере, халатность. Никакие извинения не исправят того, что он сделал. Но сегодня вы можете поработать над исцелением. Ты, твои родители, друзья.
– У меня все еще депрессия, – замечаю я, откидываясь в кожаном кресле, заложив руки за голову, чтобы смотреть в потолок. – Хроническое, мать его, расстройство. Я не полностью излечен и здоров, Тако.