Клятва, которую мы даем
Шрифт:
Слезы застилают уголки его глаз, и мне хочется забрать его боль. Хотелось бы найти способ сделать все это лучше, но ничто из того, что я говорю, не может этого исправить.
— Мы будем жить, мы будем помнить его и будем счастливы, потому что это то, чего он хочет для нас. Все, чего он когда-либо хотел. Это будет нелегко, и будут дни, когда тебе будет труднее, чем другим, но научиться любить память о ком-то, кого ты потерял, это то, что помогает. Просто нужно время.
Это то, что помогло мне оплакать Розмари, то, что поможет
Горе — это не тяжелая битва.
Это процесс, в котором есть спады и повороты, а не только подъемы.
Леви кивает, принимая мои слова, но не слыша их. Он и не услышит, пока не будет готов, а это все, о чем я могу его сейчас попросить.
— Как ты это делаешь? — спрашивает он, хмуря брови. — Папа, «Хоторн Технолоджи», шизофрения? Мне чертовски тяжело, а ты, как всегда, за каменной стеной.
Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, пытаясь придумать, как ответить, не нагнетая обстановку. Я не знаю, как сказать ему, что не хочу быть таким, но я должен. Ради него, ради Калеба и мамы. Если я сорвусь, начну пытаться объяснить правду о своем психическом заболевании, это будет слишком тяжело для них.
Я не могу переложить это на них, да и не должен — по крайней мере, сейчас.
Потому что в кухню заглядывает моя жена.
Надеть кольцо — это, конечно, еще не все, но называть Коралину моей? Легко.
При ее росте в пять футов32, каштановые локоны ниспадают каскадом на плечи, обрамляя резкие черты лица, в глазах светится любопытство, как будто она тоже ждет моего ответа.
Голод закипает внутри.
Кожаная куртка, в которой она уже несколько раз появлялась, наброшена на ее плечи. Это напоминает мне об Алистере и его одержимости курткой, которая была у него со школьных времен.
Крошечная белая майка, демонстрирующая ее живот, заставляет меня думать о том, как легко было бы разорвать материал зубами.
Коралина рассматривает меня, слишком увлеченная разглядыванием, чтобы понять, что я заметил ее присутствие, ее мягкие карие глаза обводят линии моего обнаженного тела. Если бы с нами в комнате не было моего младшего брата, я бы позволил ей продолжать.
— Коралина, — мой грубый голос заставляет ее перевести взгляд на меня, на ее щеках появляется румянец от осознания того, что она попалась.
Леви поворачивает голову так быстро, что у меня перехватывает дыхание. Я скрываю свое раздражение, поскольку он ведет себя так, словно никогда раньше не видел девушек.
Она одаривает его улыбкой одними губами и неловко машет рукой. Покачивая бедрами, она проходит дальше на кухню, дразня меня перспективой нагнуть ее, чтобы посмотреть, какого цвета у нее трусики.
— Привет, — тихо выдыхает она, теребя ремешок своей сумочки.
— Черт, —
Я мгновенно протягиваю руку и шлепаю его по затылку.
— Манеры.
Коралине приходится прикусить нижнюю губу, чтобы не улыбнуться, и я ловлю себя на том, что безосновательно злюсь на ее зубы за то, что они скрывают одну из редких и прекрасных вещей, которые она делает.
Мне нравится ее улыбка. Мне нравится ее смех. Она мне нравится.
Для меня это странное ощущение — испытывать к кому-то симпатию. Я не был влюблен ни в кого со времен средней школы, и сейчас это чувство гораздо сильнее, чем могу понять.
— Леви, самый привлекательный брат, — он протягивает руку, чтобы пожать ее. — Как, черт возьми, этот засранец заполучил тебя?
Гребаные сиблинги33.
Они созданы для того, чтобы постоянно действовать вам на нервы. Именно поэтому Рук так хорошо ладит с моей семьей.
— Разве ты не младший близнец? Можешь ли ты быть самым привлекательным, если есть твоя копия постарше? — она наклоняет голову, моргает, притворяясь смущенной, берет его руку и пожимает ее. — А мне нравятся молчаливые и задумчивые типы.
Он насмехается.
— Калеб хотел бы, чтобы у него был такой подбородок.
Как резинка, он тут же возвращается к своему дурацкому облику. Наш предыдущий разговор тает, весь его страх скрывается за одной ослепительной улыбкой.
Я еще несколько минут наблюдаю за тем, как она достает его, слушая их болтовню, прежде чем он направляется в ванную, оставляя нас наедине.
— Что за срочность? — спрашивает она, наклоняясь, чтобы убедиться, что Леви не слышит нашего разговора.
— Мои мать и отец уже едут сюда.
Ее глаза расширяются, прежде чем она опускает взгляд на свой наряд и снова поднимает его на меня.
— Ты не подумал упомянуть об этом раньше? Я бы надела что-нибудь, я не знаю… — она вскидывает руки в воздух. — Еще один гребаный свадебный наряд? Я похожа на Джека Потрошителя.
— Ты выглядишь сексуально, — бормочу я. — И моим родителям будет все равно, что на тебе надето, Хекс. Главное, чтобы они с тобой познакомились.
Она усмехается.
— Сомнительно. Как они вообще узнали? Я думала, ты собираешься выиграть нам время?
Я просто протягиваю газету, которую дал мне Леви, по столешнице островка в ее сторону, затем беру свой кофе и делаю глоток, пока она читает. Она морщит нос, просматривая страницу.
Ее носик делает то же самое, когда она собирается кончить.
Блядь.
Не думай об этом прямо сейчас. Думай о чем-нибудь другом, идиот. Я машинально опускаю взгляд на свою промежность. Последнее, что мне нужно, — это стояк, прежде чем моя мать ворвется в мой дом.