Клятва
Шрифт:
— А я то надеялся потрепаться с тобой за жизнь. Выходит, один остался. Да, Вить, Тёмы больше нет.
Ром немного дернулся, попытавшись приподнять голову.
— Тихо-тихо, брат. — успокоил товарища кавказец. — Теперь тебе торопиться некуда.
Кровь тихо вытекала из пробитых пулей ран на животе, руки, испачканные в липкой субстанции, уже не могли остановить её. Егерь не мог помочь.
Вдруг, издав предсмертный хрип, схожий с воем раненого волка, сталкер положил руку на плечо кавказца. И поднял голову. Из чернеющих глаз, шли слезы.
— Держи, —
Кавказец вздохнул.
— И ты прости меня идиота, Вить. Что забыл…
Он в последний раз обнял старого друга.
Глава XII. Старые знакомые
1
Ночь смыкала горизонт. Луна восходила на свой небесный трон, разбрасываясь бледными, безжизненными лучами приглушённого света. Чёрные нагромождения туч услужливо расступались перед своей королевой. Где-то там, далеко, блестели сотнями точек звезды, отдаленные от людских проблем миллионами световых лет. Дождь, что неутомимо лил весь день, наконец, стих. Ветер неспешно покачивал макушки стоящих колоссов-тополей, устремившихся своими пёстрыми верхушками к небу.
Путники стояли над огромной, чернеющей десятками тел, полосой, вытянутой вдоль ограды здания.
Бок о бок лежали с обгоревшими деревьями, мертвецы, которые, наконец, обрели покой. Все, аккуратно обёрнутые плотной, не раз перекроенной тканью, они мирно лежали, устремившись остекленевшими глазами вдаль. Так вышло, что последним, кто ляжет в эту братскую могилу, был Ром.
Даня, с трудом тянущий с собой его тело, наконец передал его Егерю, что ждал на дне мертвой полосы.
Старый товарищ перевозчика коснулся чёрствой, холодной земли.
— Вот и все, дружище… — проронил Егерь, глядя в погасшие глаза Рома, — До встречи.
Зашумели лопаты.
Наконец, после тяжелой работы, можно было отдохнуть.
Тихо трещал костер. Даня его разжег, как только стало смеркаться. Вокруг были раскиданы бетонные блоки, из которых вышли отличные стулья.
Пацан уселся на один из них. Утирая пот с лица, он ещё долго всматривался в землю, под которой покоились десятки тел. Невольно его била дрожь, ползущая по телу, словно змея.
Егерь курил. Он перебирал в руках амулет, подаренный Ромом ему перед смертью. Теперь это была единственная память о ушедшем друге. Трудно передать боль, что испытывает человек, теряя близкого. Это жгучее, разъедающее чувство, способное поглотить разум, сковать волю, обессилить тело. Чувства, эмоции — всё гаснет, погружаясь в беспросветный мрак. В бездну.
— Не думал я, что вот так вы кончите, ребята… — шептал перевозчик, сжимая пушистый амулет. — Вы простите, что раньше не пришёл.
Даня, присевший у деревянной лестницы, дрогнул. Таким, он видел кавказца впервые. Развеялась та стойкость, уверенность и решительность. Словно щиты, укрывавшие душу, треснули.
«Кем был этот человек, чья смерть
Любопытство взяло вверх над приличием.
— Егерь, — едва слышно обратился он к перевозчику, — кто это?
На несколько минут повисла тишина, иногда прерываемая воем ветра. Казалось, перевозчик не услышал вопроса. Но он лишь собирался с силами.
— Это был Ром, — вздохнул Егерь. — мой старый товарищ. Я знал его также хорошо, как и твоего дядьку. Столько мы с ним прошли… А я… Даже не вернулся.
Яркий сигаретный огонек едва заметно подрагивал.
Совсем незаметно к выжившим прильнул Зевс. Он все это время ошивался у здания, намеренно не подходя к трупам. Теперь же, когда мертвецы скрылись под землей, он увалился на ноги, к севшему на небольшой бетонный блок, Егерю.
— Да, зверюга, ты Рома не любил… — грустно улыбнулся Егерь, поглаживая питомца, — всё таскал у него еду да рвал комбинезон…
Пёс жалостливо заскулил. Потом свернулся в клубок и закрыл свои блёклые глаза.
— Подкинь дров.
Через несколько минут костёр воспылал с новой силой. Стало тепло и уютно. Если вообще можно чувствовать себя уютно, сидя рядом с десятком похороненных тел.
— Я вижу любопытство в твоих глазах, — наконец, продолжил Егерь, — что-что, а знать про прошлое своего дядьки ты всяко разно должен. Но вот рассказывать про него и Рома по отдельности — задачка ещё та. В общем, слушай…
2
— Я больше не собираюсь здесь ошиваться… — ворчал Артем, поигрывая стаканом, в котором плескалось туда-сюда самодельное деревенское пиво, что наловчились делать местные. — У меня там, в Сибири, мальчонка вот такой махонький живет с тёткой уже какой год, а я здесь просиживаю штаны!
— Успокойся, Тема, — вмешался Ром, — ты же знаешь, что зимой ехать так далеко — не лучшая затея.
— Да? — продолжил Хриплый, наклонившись к щетинистому лицу своего друга. — А вот гнить здесь, мерзнуть от ночных холодов, бездумно таскаться по этой богом забытой деревеньке и смиренно ждать, пока окочуришься — идея в самый раз!
Ром по своему обычаю сложил руки на груди, немного качнулся на скрипучем стуле назад, чтобы глянуть в раскрашенное зимними морозами окно.
— Да, осталось только смотреть как царевна в окошко, ожидая когда прынц на белом коне приедет! Правда, ты и коня в такую погоду не увидишь, — усмехнулся Артем, опрокинув стакан пива.
Жидкость приятно обожгла рот, отчего он невольно замолк на какое-то время.
А за окном и правда была непогода: выл ветер, перемешивая и закручивая падавший с неба огромными хлопьями снег. От окна веяло диким холодом, к которому мы, впрочем, давно привыкли.
— И всё-таки, куда ты собрался, Тёма? — нахмурил свои большие брови Ром. — Утонуть в снегу?
— Да пошел ты, Витя! — засипел второй. — Я на Второй Чеченской из плена один выбрался, а потом еще несколько дней до наших волокся почти шо голый! Думаешь меня снег остановит?