Кляуза. Жизнь – за квартиру. Детективные романы
Шрифт:
Поведение Курносова становилось все более опасным. После выстрелов похититель один пистолет спрятал в карман, а второй… приставил к виску Ермолова. Пленник хладнокровно заявил, что Курносов не посмеет выстрелить, и он не боится его угроз…
Стоит ли удивляться, что сторож-дворник вроде бы ни с того ни с сего приставил пистолет к виску Ермолова? Если это и был неожиданный ход, то, по крайней мере, не для самого Курносова.
Бандит применил точно такой же прием против… своего непосредственного начальника Танцуева, когда вызвал его по телефону для «серьезного разговора». Курносов потребовал у руководителя подробного отчета о финансовых махинациях. А когда тот ответил
Бледный, но внешне спокойный Танцуев лишь потирал свою шишечку на лице. О чем он мог размышлять в эти страшные для него секунды? Скорее всего о том, что вот, мол, пригрел бандита в своем гнездышке для устрашения (а, может быть, и для устранения!) врагов, а разбойник и самого его запугивает до смерти.
Директор мог наглядно убедиться, что угрозы Курносова вполне реальны, и был вынужден кое-что сообщить своему подручному. Кто же из прощавших дерзкие, преступные действия доморощенного гангстера может упрекнуть его в том, что в ту ноябрьскую ночь, он вел себя непоследовательно или нелогично? Посмотришь на этот ряд безнаказанных экспериментов и только диву даешься, как это он не стал убийцей раньше.
Провал
Помотавшись по кабинету, Виктор Ефимович Осинский, ни слова не говоря (тоже заимствованный кинотрюк!), вытащил из ящика и бросил перед Пеньчуком на стол свежий номер «Бизнесмена». С первой полосы газеты бил в глаза читателю крупный заголовок: «На хитрые шопы нашелся закон!»
– Вот как работать надо! – картинно хлопнул по передовице конкурентов Осинский. «Бизнесмена», понятное дело, ненавидели в нашей редакции. Во-первых, люди успели примазаться к новым властям – и жили припеваючи! Во-вторых, возглавлял редакцию конкурентов «ренегат» и перебежчик Жора Тертый, бывший репортер «Рабочего слова». Он не только отодвигал когда-то родной коллектив на задний план газетного рынка, но и, зная дела «Рабочего слова» изнутри, зло высмеивал бывших начальников на страницах своей газетенки.
Наши боссы скрежетали зубами от бессильной злобы и в то же время – что греха таить? – испытывали странное удовольствие. Руководители «Слова» уже тогда познали тайную радость всех нынешних «знаменитостей» и «звезд». Скандальная слава – это все-таки слава!
Никто бы в те бурные дни не обратил внимания на более чем скромную личность нашего редактора Евгения Ивановича Бутылькова. А так – его то и дело вспоминала читающая публика: почти в каждом номере «Бизнесмена» полоскали его славное имя.
Одобрительный отзыв о газете конкурентов в устах Осинского предвещал неприятные объяснения. Виктор Ефимович требовал от молодых журналистов «острых» материалов. Что это такое, сам бывший киномеханик – увы! – объяснить, а тем более показать собственным пером не мог.
Эта вполне сознаваемая беспомощность и выводила иной раз «Осю» из себя. Чтобы не нарываться на его очередное гневное поучение, Пеньчук стал рассказывать о своих открытиях в лицее. Виктор Ефимович прервал бойкий рапорт на полуслове и, к удивлению новичка, заговорил о краже отчета директора лицея. Тут, на беду Олежки, в кабинет вошел Порошин.
Два заместителя редактора насели на журналиста с одним вопросом: кто автор проклятой анонимки? Пеньчук бормотал в ответ что-то бессвязное.
– И это называется – работа?! – в сердцах вскричал Сергей Николаевич. Он только что ознакомился с итогами «расследования» Пеньчука в лицее по его записной книжке. – Чем ты там занимался?! С людьми надо было потолковать, узнать их мнение о происходящем в лицее!
«Говешек», возмутившись бездарностью корреспондента, повысил голос и тут же пожалел об этом. На крик в его кабинет мгновенно ввалился распьянющий Бутыльков и красными от водки и ярости глазами уставился на Олежку. Тот в присутствии свирепого «экзаменатора» был вынужден давать отчет о достигнутых успехах.
– Ну, вот… значит… – лепетал Пеньчук, – анонимку, одним словом, написал Сопелев. Больше некому!
– А чем ты это докажешь? – снова сорвался на крик Порошин. – Да и сам посуди, дурья голова, зачем ему было строчить анонимку, если он в открытую послал телеграмму в Министерство?
– Так ведь все говорят, – бормотал несчастный исследователь, – директор, его заместители…
Бутыльков тяжело сопел, наблюдая исподлобья за трепещущим новичком.
– А дайте-ка мне его сюда! – вдруг заорал он на всю редакцию и бросился на Олежку. Парня спасла только молодость. Он ловко увернулся от разъяренного быка-редактора, и они закружились в дикой пляске вокруг стола Порошина. На шум сбежались ответственный секретарь Пельбух, его заместитель Гуреев, секретарша Элла. Они уберегли бедного юношу от тяжелых кулаков шефа. Элла увела плачущего Олежку и спрятала его в одном из пустующих кабинетов.
А ближайшее окружение продолжало успокаивать редактора. Но это оказалось совсем непросто. Бутыльков буквально лез на стенку, выражался непечатными словами в адрес опростоволосившегося репортера и грозил ему самыми страшными карами. Приятелям редактора был известен единственный способ унять его пьяное буйство.
В кабинет Бутылькова вызвали Элеонору и оставили их наедине. Лера закрыла дверь на ключ и, вздохнув, легла животом на широкий редакторский стол…
Спустя некоторое время умиротворенный Бутыльков распивал чай с Осинским. Редактор даже соглашался с замом в том, что Пеньчука пока увольнять не стоит, а следует дать ему возможность исправиться и довести начатое дело до конца. В это же время Порошин инструктировал перепуганного Олежку, как ему наладить связь в лицейе с «нужными» людьми. Одним из тайных осведомителей редакции, к ужасу Пеньчука, оказался карлик Леонард Леонардович.
– Я с ним встречаться не буду! – неожиданно для Порошина заупрямился Олег. Новичку было стыдно признаться, что он боится «колдуна». Олег объяснил свое упрямство тем, что, мол, муж Розы Васильевны – «нехороший человек».
– Ну, это ерунда! – парировал «говешек», – это тебе показалось. Лимон Лимоныч – отличный парень, вот увидишь!
Получив ряд имен и «явок», Пеньчук вновь отправился в проклятый лицей добывать истину. Темным вечером, за кочегаркой его поджидал Лимон Лимоныч (прозвище в лицее – «Пескоструйчик»). Обычно шумный двор лицея обезлюдел, на небе высыпали звездочки. Но и во тьме страшные буркалы Леона Леоныча еще яростней сверлили Олежку. Корреспондент, пряча свои глаза, передал карлику привет от Сергея Николаевича. «Колдун» ничуть не смягчился, он лишь спросил репортера:
– Про кустики тебе говорили?
– Про какие кустики? – не понял Олег.
–Ну, те,– начиная свирепеть, пояснил карлик, – что якобы возле лицея не растут?
И тут Пеньчук вспомнил слова Розы Васильевны о том, что и кустарника такого, мол, не существует, где бы они с Валерием Павловичем…
– Так вот они, кусточки-то! – торжественно произнес Лимон Лимоныч, словно совершая какое – то удивительное открытие, и указал Пеньчуку на дикие заросли с другой стороны здания лицея.
– Ты не думай, я не в обиде! Роза Васильевна – женщина молодая, красивая. А я,… какой из меня мужик! Но дело-то не в этом! А в чем? – Лимон Лимоныч торжественно поднял палец: