Ключ из желтого металла
Шрифт:
– Ты нереально крута, – сказал я Мирре. – Но я лопну, если не задам тебе бестактный вопрос.
– Про стишки? – усмехнулась она. – Я заметила, как тебя перекосило. Обычно я всем говорю, что это у меня получается непроизвольно. Дескать, когда рисую, себя не контролирую, так что знать ничего не знаю, отстаньте. Но тебе, так и быть, скажу правду. Я могу рисовать и без стишков. Запросто. Но с ними веселее. Они внушают трепет перед моим экстатическим состоянием всем, кто не понимает по-русски. И приводят в ужас тех, кто понимает, – кроме разве что Арсения, ему стишки действительно нравятся; думаю, именно поэтому он – мой лучший друг. Короче, я так издеваюсь над людьми.
– Счастлив, – улыбнулся я. – Такое объяснение вполне помещается в моей голове.
– Конечно помещается, – кивнула Мирра. – Я же его специально для тебя придумала. Хочешь кактусового чаю? Обычно он заканчивается гораздо раньше, чем мартини. Пошли на кухню.
И, не давая мне опомниться, потащила меня в соседнюю комнату, где в углу за перегородкой по-сиротски ютились плита, холодильник, мойка и прочие кухонные обитатели.
Арсений хлопотал с заварочным чайником и кружками. Напротив него на разрисованном черепами алом табурете восседал пан Болеслев Черногук собственной персоной. Нас с Миррой он, кажется, не заметил, потому что вдохновенно вещал.
– Я мог бы быть очень религиозным человеком, – говорил он Арсению, который, по правде сказать, вовсе не производил впечатление внимательного слушателя. – Скажу больше, я бы этого хотел. Жизнь религиозного человека во всех отношениях приятней, чем существование мало-мальски неглупого агностика. Но до сих пор никто не позаботился создать религию, которая мне бы подошла.
– А буддизм чем не угодил? – флегматично поинтересовался Арсений.
Было видно, что отношение собеседника к буддизму ему до одного места и спрашивает он только из вежливости, но Лев ужасно обрадовался и принялся обстоятельно отвечать.
– Буддизм как раз вполне ничего. Но мне решительно не нравится история, с которой все началось. Царевич выходит из дворца, видит Страшное – с большой буквы «эс» – и понимает: жизнь не удалась, надо что-то делать. Нет уж, мне подавай избалованного принца, который выходит из дворца и видит на улице все, что положено видеть в таких случаях. Но поскольку перед нами не кто попало, а именно избалованный принц, то есть человек, обладающий специфическим жизненным опытом, он твердо знает, что все всегда заканчивается хорошо. Поэтому наш принц сразу сообразит, что больного следует как можно скорее вылечить – не обязательно мистическим наложением царственных рук, можно просто позвать квалифицированного придворного лекаря. И он зовет, и лекарь, куда деваться, лечит. Потом принц заговаривает с дряхлым старцем и обнаруживает в нем прекрасного собеседника и, скажем, умелого игрока в шахматы. Меж ними завязывается счастливая дружба, какая порой случается между стариками и юношами. И, беседуя со старцем, принц узнает о преимуществах, которые дает старость человеку, должным образом к ней подготовленному. Наконец, наш принц наблюдает за похоронной процессией и сперва, конечно, огорчается, но какой-нибудь ловкий придворный шаман дает ему возможность увидеть, как дух покойника отправляется в новое увлекательное путешествие. Причем совершенно неважно, будет это видение подлинным знанием или наркотической иллюзией, тем более что разница между тем и другим – только в голове воспринимающего… Спасибо, Арсений.
Лев взял протянутую ему чашку и продолжил:
– И вот после всех этих поучительных событий наш принц идет ужинать, а потом кладет жизнь на создание стройной системы убеждений, обрядов, ритуалов, магических техник и гимнастических упражнений, которые приведут людей к непоколебимой уверенности, что больной исцелится, старость может быть радостной, и смерть – не финал, а начало
Он умолк, торжествующе огляделся, словно бы желая приободрить свою невидимую аудиторию, и наконец заметил нас с Миррой. Но разочарования не выказал. Напротив, адресовал мне приветливую улыбку.
– Здравствуйте, Филипп Карлович. Как поживаете? Меня тут немного занесло, не берите в голову.
– Поздно, уже взял, – откликнулся я. – Считайте, один прозелит у вас есть. Или простой прихожанин, как пожелаете.
– Спасибо за высокую оценку моей кухонной проповеди. – Лев даже привстал с табурета и отвесил мне смиренный поклон. – Одна кружка чая и один прозелит – неплохой результат, когда имеешь дело с аудиторией из трех человек.
– Я не в счет, – быстро сказала Мирра. – Я тебя не слушала. Ты же знаешь, у меня иммунитет. Как только ты говоришь больше десяти слов кряду, я отключаюсь и начинаю думать о чем-нибудь приятном.
Лев не обиделся, а, кажется, даже обрадовался.
– Здоровая реакция молодого организма, – одобрительно сказал он. – Берите с нее пример, Филипп. И не позволяйте первому встречному очаровывать вас своей болтовней.
– Вот еще, – усмехнулся я. – Быть очарованным – по нашим временам редкое удовольствие. Уж будьте уверены, я своего не упущу.
– Тоже разумный подход, – согласился Лев. – Арсений, налей ребятам чаю. Строго говоря, они за этим сюда и пришли. А вовсе не за моей вековой мудростью.
Он был чрезвычайно мягок и любезен, но при этом вел себя так, будто это его собственная кухня и мы с Миррой пришли к нему в гости. А Арсений и вовсе нанят обслуживать вечеринку. Как-то так все это выглядело.
Мирра с Арсением не обратили на его хозяйский тон никакого внимания, зато я сразу вспомнил, с кем имею дело, снял с ушей лапшу, а с переносицы розовые очки – словом, собрался. И Лев это почувствовал. Дождался, пока я получу свою порцию чая, и сказал:
– По сложившейся традиции отвечаю на ваши невысказанные вопросы, Филипп Карлович. Конечно, я уже прочитал письмо вашего отца. Надеюсь, он не будет в обиде, если я отвечу не ему, а вам. И не письменно, а устно. Коротко суть проблемы не объяснишь и секретарю не поручишь, а сам я пишу по-русски много хуже, чем говорю. С ужасающими, как утверждают заслуживающие доверия эксперты, ошибками.
– Это правда, – невольно улыбнулась Мирра. – Если вам надо поговорить наедине, можете остаться тут. А мы с Арсением пойдем развлекать гостей. В конце концов, сами же их пригласили. Добровольно и без принуждения. А теперь бросили без присмотра.
– Мы ответственны за тех, кого подпоили, – без тени улыбки сказал Арсений, и они ушли в гостиную.
А мы остались.
– Конечно, я сам попросил Мариночку, чтобы она вас сегодня пригласила, – сразу сказал Лев. – И засел на кухне, как паук в норе. Но только не вздумайте сердиться на Марину за такой сюрприз. Я попросил ее об одолжении впервые со дня нашего знакомства. В таких случаях, сами понимаете, непросто отвечать отказом. Хотя ребятам сегодня не до нас, у них, сами видели, серьезный народ собрался. Но я, прочитав письмо вашего отца, вбил себе в голову, что нам нужно встретиться сегодня же, и не где попало, а именно здесь.