Ключ из желтого металла
Шрифт:
Лев нахмурился.
– Господь с вами, Филипп Карлович, в Братстве Гекаты нет никаких «великих магистров». А о ком вы сейчас говорите?
– Ну как. Человек в жокейской кепке, который сидел в кафе у пани Гражины, а потом вдруг объявился в Карродунуме.
– Где? Что такое Карродунум?
– Ну как же. Древний Краков, вернее, поселение, которое было на том месте задолго до… Погодите. Вы хотите сказать, что это – не часть вашего хитроумного плана? А Макс не ваш… коллега?
Лев помотал головой.
– Мне самому теперь ужасно интересно. Что за Макс? И как вы оказались в этом кара… карро…
– В Карродунуме? Проще простого. Вышел вечером из гостиницы, собирался погулять по городу, но вместо этого очутился в сумрачном лесу. А в сумрачных лесах, как известно, водится хищный зверь Вергилий. И мне был явлен отборный экземпляр, в кепке с таким длинным козырьком, что лица я толком не разглядел, поэтому до сих пор не знаю, были у него окровавленные клыки или обошлось. Вел он себя вполне традиционно: вышел из-за ближайшей елки и любезно вызвался быть мои проводником. Однако в ад мы не пошли, ограничились прогулкой к реке Висле. Там властелин кепки рассказал мне нечто настолько мудрое, что у меня в голове оно не задержалось. А заодно научил одному чрезвычайно полезному фокусу.
– Какому фокусу?
Лев, похоже, растерялся – впервые за все время нашего знакомства. То ли его сбил с толку мой шутовской тон, то ли информация действительно оказалась для него сюрпризом.
– Ну как же. Я захотел курить, а сигарет не было, и тогда он предложил вспомнить, что я взял с собой портсигар. Вернее, просто не выложил его из кармана. И я тут же вспомнил. И мы отлично покурили. А потом Макс ушел, Карродунум кончился, и началась настоящая человеческая жизнь. Я вернулся в гостиницу, и все было хорошо. Только с тех пор у меня два одинаковых портсигара. Понимаете?
– Очень хорошо понимаю.
Лев по-прежнему был растерян, но теперь еще и чрезвычайно доволен.
– Я не знаю, кто такой этот ваш Макс, – сказал он. – И название «Карродунум» впервые слышу. Никогда не интересовался польской историей. И как вы туда попали, тоже совершенно не представляю. Со мной никогда ничего подобного не случалось. Однако вы имейте в виду вот что. Все это время, все три года, с тех пор как вы нашли дверь, а в мои руки попал ключ, я и все остальные не уставали молиться о помощи – всяк на свой лад, своим богам, по своей вере. И теперь я вижу, что молитвы наши были услышаны.
– А как это – всяк своим богам? – изумился я. – Если уж у вас Братство Гекаты?
– Но это же не религия, – пожал плечами Лев. – Это… ну, просто работа.
– Общественная нагрузка, – подсказал я.
– Совершенно верно. Вы даже не подозреваете, насколько правы. А вера тут ни при чем. Вот, скажем, Мариночка Жукотовская, единственное известное мне живое существо, чьими устами Геката соглашается говорить с людьми, вообще уверена, что мы – компания романтических зануд, помешавшихся на античной мифологии. Она – самый яркий пример, но нечто подобное происходит со многими людьми: их дела не только не связаны с их верой, но зачастую ей противоречат. Я сам, пожалуй что, агностик – до сих пор. Соглашаюсь принять тот факт, что мироустройство выше моего скромного разумения, но и только. Ну или на себя посмотрите. Вы вообще ни во что не верите, так уж вы устроены. И это совершенно не мешает
– Я и сам не очень-то верю в летающие самолеты, – улыбнулся я. – По крайней мере, не понимаю, как они это делают. У меня три незаконченных образования, и все гуманитарные.
Оскорбленный моим недоверием самолет устроил нам такую жесткую посадку, что я язык прикусил.
И поделом.
– Вот здесь, пожалуйста, – попросил я таксиста, и он, исполняя мою просьбу, остановился метров за двести до нашего дома.
Лев, кажется, удивился, но вопросов задавать не стал и вместе со мной вышел из машины.
Только после того, как таксист развернулся и уехал, до меня дошло, что я напрасно выполнил этот маневр. Совершенно ни к чему пытаться скрыть свой адрес от человека, которого сам ведешь в гости.
– Извините, – смущенно сказал я. – Это как-то само собой получилось. Наш дом немного дальше.
– Ну вот и по моим расчетам он дальше, – улыбнулся Лев.
– Просто я уже привык шифроваться.
– Ничего, так даже лучше. Пройдемся немного. У вас тут райский уголок.
– И вишни уже начинают цвести, – гордо, как будто это было мое персональное достижение, добавил я.
– Да. А всего два дня назад были голые деревья. Но какой аромат! Кажется, наши пражские вишни пахнут немного иначе.
– Это не вишни, – улыбнулся я. – Вернее, не только вишни. Это Ренатин яблочный пирог. Когда она его печет, вся окрестная растительность нервно курит в коридоре.
– Подлизываешься, – одобрительно сказала Рената, выглянув из распахнутого настежь кухонного окна.
Несколько секунд спустя она открыла нам дверь и, пока Лев галантно лобызал ее руку, сказала:
– А ваша подружка уже давно тут. Не понимаю, как она вас опередила? Они с Карлом на втором этаже, в гостиной. Поднимайтесь, я тоже скоро приду.
– Подружка? – изумился я.
– Чему вы удивляетесь? – пожал плечами Лев. И, подождав, пока Рената скроется на кухне, добавил: – Просто Мариночке приснилось, что она пришла к вам в гости. Обычное дело.
Словно бы в подтверждение его слов, сверху донесся энергичный речитатив:
– Выходил Амвросий-дядька из тяжелой борозды. На него смотрели тупо лихозадые смерды. Пробегит цыцкастый заяц, мужики возьмут кайла. А на речке дрыщет барин и ствербит на балала!
– Рисует, – одобрительно сказал Лев.
О да. Мирра уже успела расписать причудливыми узорами одну из стен гостиной и теперь вдохновенно трудилась над второй, попутно сообщая миру лихо срифмованные новости о нелегкой судьбе дядьки Амвросия. Карл сидел в кресле и внимал ее речам, десница покоилась на загривке прильнувшего к его ногам черного пса. Судя по блаженному и одновременно заинтересованному выражению лица, Карл был чрезвычайно доволен происходящим, что, безусловно, лишний раз доказывает: мой отец – ангел, сверженный на землю за избыток совершенства, чтобы не служил живым упреком менее продвинутым коллегам.