Ключ от двери

Силлитоу Алан

— Пальто твое достать, голуба?

— Ну что ж, давай, пожалуй, — ответил он, вста­вая.— Иду на отдых и, надо думать, многих из наших ребят там встречу.

Он рассмеялся своей шутке, черты лица его разглади­лись. Те, что пришли за ним, промолчали.

— Машина-то у вас есть? — спросил их Ситон.

— Нету, — ответил один. — Да идти недалеко, пешком доставим.

— Соседи-то ведь сообразят, в чем дело. Ну, ладно, наплевать. И сами могли бы оказаться на моем месте, чего уж там. Будь у меня заработки, разве пошел бы я на такое? Но, коли ребятишкам жрать нечего, что еще остается? Накопилось слишком уж много долгов в лавках. Страна, думается, большая. В лавках жратвы

хватит на всех, так почему же не хватает на всех работы? Убей меня бог, если я тут что-нибудь понимаю. Подошла Вера, держа в руках пальто.

— Может, тебе и макинтош понадобится?

— Нет, себе оставь. Заложишь, если уж очень при­жмет.— Брайн почувствовал, что его поднимают, целуют и тут же снова опускают на пол. — Следи, Вера, чтобы ребя­тишки не добрались до моих инструментов, слышишь?

— Не беспокойся, все будет в порядке.

Глянув на часы, Ситон сказал, что, пожалуй, нужно двигать.

— Месяца через два вернусь. Не вешай носа, голуба. И я не пропаду, и вы тут тоже. Всех нас будут кормить на казенный счет, так что в конце концов не мы внакладе будем.

— Пошли, парень, — сказал старший из тех двоих.— Времени у нас мало. Дел хватает.

— Да уж надо думать, — сказал Ситон.

Брайн был слишком поглощен своей ползущей вбок башней из костяшек домино, чтобы интересоваться проис­ходящим вокруг, и, должно быть, мать уже долгое время плакала, прежде чем и он тоже заревел, сам не зная по­чему. Да и она толком не знала, почему плачет. Хэролд ведь правду сказал: пока он будет отсиживать, голодать им не придется. Для нее, как и для него, это даже вроде как бы передышка. Мысль эта немного успокоила Веру, и она собрала на стол, поставила кипятить чайник, села и задумалась: как это угораздило ее выйти замуж за без­мозглого дурня, который ухитрился угодить в тюрьму, да и с ней-то обращается по-свински? Ей просто не вери­лось, что все так вот случилось и что она попала в такую переделку. Целый час она с горечью перебирала в памяти последние несколько лет, разнимая их на части, словно детали сложного механизма, — казалось, стоит только его разобрать, и это сразу хоть что-то да разрешит.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПОСТРЕЛ

1

Брайну едва достало роста и сил, чтобы подтянуться к парапету Нового моста. Он увидел, как оголенные спицы дорожно-строительной машины крутятся в пустом пространстве, словно колеса опрокинутого велосипеда. Опершись на локти, он ритмично постукивал ногами по камню и вдруг заметил, что рука семафора вытянулась вверх. Он уселся на солнцепеке и стал поджидать поезд.

Когда его посылали с поручением к бабушке Мертон, прогулка в две длинные мили в сторону от Ноттингема оказывалась настоящей экспедицией. На пути встречались ручьи, лощинки, низенькие изгороди, налево протянулось железнодорожное полотно с заросшими травой насыпями, направо впереди были пригородные участки; убогие до­мишки и чахлые деревца нередко подвергались пиратским набегам мальчишек из соседнего городка Рэдфорда.

От парапета ладоням передался сигнал: идет поезд. Предостерегающее громыхание становилось все оглуши­тельнее, н вот сзади вынырнул черный паровоз, извергая из трубы тучу удушающего дыма. Брайн начал было пе­ресчитывать вагоны, по мере того как они один за дру­гим с лязгом проносились мимо, но густой дым прогнал его от моста.

Поля разрезал узкий с песчаным дном ручей, и Брайн спустился к нему. Над домами в Рэдфорде шли, напирая друг на друга, белые облака, а среди поля две лошади, привязанные к пню, созерцали клевер, неподвижные, как статуи. Брайн гнул сук на кусте бузины, пока тот не сломался, яатем ободрал его с деловитой, спокойной безжалостностью, и каждый лист, падавший на тропинку, тут же подхватывался ветром и начинал кружиться в не­вольном танце. Палка — это меч, и Брайн сразился с тенью от куста, подсек чертополох, свалил на землю жгу­чую крапиву, искромсал цветы вокруг и вошел в пустын­ный проулок, по обеим сторонам которого росли такие высокие кусты боярышника, что за ними не было видно ничего, кроме темнеющих облаков.

Глухой раскат грома заставил его ускорить шаг — гром прозвучал, как отдаленная барабанная дробь, и, казалось, выделил Брайна среди всех в мире, наметив его своей первой жертвой. Гром родил в душе Брайна страх, пре­жде чем он услышал само это слово. Однажды при первых раскатах грозы в потемневшей вдруг комнате мать взгля­нула в окно и сказала: «Гром», — а Брайн уже успел спря­таться. «Мне страшно, потому что гремит, как пушки и бомбы, а пушки и бомбы могут убить», — думал он.

Он стоял в притихшем поле где-то на полдороге между домом и поселком Ноуком, затем не задумываясь дви­нулся вперед, решив, что лучше добраться до бабушки, чем бежать назад домой, пусть даже если гроза вот-вот разразится н станет преследовать его все нарастающим ревом, и голубые молнии, будто кошачьи языки, начнут лизать верхушки кустов. Он размахивал палкой, словно она могла послужить оружием, которым он сумеет ото­гнать грозу, сразиться с нею, если она его настигнет.

Он перепрыгнул через ручей — сердце бешено коло­тилось— и, прыгая, видел, как внизу, под его широко, словно ножницы, раздвинутыми ногами, мелькнули за­росли камышей. Зеленые н синие грозовые тучи разра­стались, как джунгли, над залитыми зловещим красным светом домами в городе позади, и со следующим раска­том грома плоские тяжелые капли ударили ему в лоб, за­стучали по коленям.

Все еще стискивая в руке палку, он поднялся на цы­почки, дотянулся до щеколды на калитке и, пока мчался по двору к дому, слышал непрерывное хрюканье свиней. Голубая, похожая на колбасу, шаровидная молния отско­чила от куста совсем рядом, и он, сделав последнее отчаян­ное усилие, добежал до двери кухни — красная герань на подоконнике промелькнула, словно брызги крови. Брайн рванул дверь, и вот он, с трудом переводя дыхание, стоит в комнате, захваченный ее теплом, вытирает ноги. Ба­бушка Мертон, штопавшая носки, подняла глаза.

— А, здравствуй, Брайн. Что это ты сегодня пришел?

На каменных плитках недавно вымытого пола были рас­стелены газетные листы, они служили дорожкой к ка­мину.

— Мама сказала, что на этой неделе прийти к вам не сможет, потому что Маргарет опять заболела.

— Не стой спиной к огню, Брайн, не то захвораешь, отойди, будь умником.

Он отошел. Засунув руки в карманы и глядя в окно на последний голубой треугольник неба, он стоял и ждал: должна же бабушка что-то сказать в ответ на его сооб­щение.

— Вот беда, — прищелкнула она языком. — Что же те­перь с ней такое?

— Наверно, корь, у нее уже утром на лице красные пятна были.

Она вытащила из ящика стола ножи и вилки и поло­жила их на скатерть, готовясь к ужину.

— Проголодался небось, такую дорогу прошел.

Бабушка выглянула в окно, словно хотела одним взгля­дом окинуть весь пройденный им путь. Она сошла по ступенькам в кладовку, и, когда там загремела крышка от банки, у Брайка сразу же возникло желание поесть сладкого, которое бабушка сейчас принесет. Что это бу­дет — варенье или миндальная пастила с изюмом?