Ключ от Кеплиан
Шрифт:
Знак между ними растаял, а вместе с ним и Ромар. Элири села на постели, на сердце у неё было тяжело. Она надеялась, что он выдержит. Прежде чем нагадать на Башню, нужно узнать о ней как можно больше. Но по правде говоря, если уж быть совсем честной, Элири вовсе не была уверена, что даже потом захотела бы рисковать всем, что имела. Неизвестно почему, но её тянуло к Ромару, однако это вовсе не причина для того, чтобы проливать ради него кровь. Ведь он даже не приходился ей родственником. Элири покачала головой. Плен плохо сказывался на нём, это ясно. Она будет разговаривать с ним, когда бы он ни появился. Это — самое большое, что она может сделать для него и сделает.
Девушка легла и расслабилась. Сон снова овладел ею, спокойный, безо всяких сновидений. Проснулась она освежённой и тут же отправилась на охоту.
Следующая ночь прошла спокойно, но потом снова появился Ромар. Он рассказывал ей о боли и унижении, которые ему приходилось испытывать.
— Именно так я всегда представлял себе изнасилование. Когда не только посягают на тело, но и ранят дух. Когда «оно» использует мою силу, я отступаю как можно глубже внутрь самого себя. Однако с каждым разом пространство этой моей внутренней свободы уменьшается, и когда-нибудь «оно» вырвет из меня всё, что я собой представляю. Тогда не останется ничего, кроме оболочки, которая ходит и говорит, но напоминает меня только внешне.
Элири с горечью и страхом восприняла эти слова, понимая, что за ними стоит. И тут же, не раздумывая, принялась рассказывать о себе. Пусть знает, что не только ему выпало на долю пройти через такие испытания; она тоже подвергалась оскорблениям и съёживалась, замирая от ужаса. Девушка подробно рассказала ему о своих дяде и тёте. Об их ненависти к людям её крови.
Рассказ захватил Ромара.
— Значит, в том мире, который ты покинула, ты чем-то отличалась от остальных?
— Так они считали. Но я человек, как и все те, кто принадлежит моему народу. Ничего плохого мы не хотели — просто сражались за свою землю, за то, чтобы жить той жизнью, которая нам по душе. Всего лишь. — Движения её рук замедлились. — На свете слишком много ненависти; ненависть существует всегда и везде. Почему люди не могут жить в мире? Почему они всегда домогаются того, что принадлежит другим?
Ромар устало улыбнулся:
— Именно потому, что они люди. Я иногда думаю, что желание завладеть, отнять, захватить является неотъемлемой частью всех нас. Чтобы жить и развиваться, животным приходится вести непрестанную борьбу за территорию. — Он бросил быстрый взгляд на знак. — Давай обсудим это завтра ночью. Все лучше, чем без конца думать о своих собственных страданиях и опасениях.
Потом он исчез, и Элири снова уснула. Однако спустя две ночи она снова увиделась с ним и тут же задала вопрос, который обдумывала всё это время:
— Как тебя захватили?
— Не знаю. Я почти ничего не помню. Может быть, потому, что получил удар по голове? Я охотился. Помню место, где у меня был привал, я лежу и сплю; потом провал, и я оказался там, где нахожусь сейчас. По-видимому, меня захватили во сне. Я понятия не имел, что кто-то снова поселился в Башне, и поэтому заночевал неподалёку от неё. — Он пожал плечами. — Глупо, конечно. Но охота оказалась долгой, и мой конь очень устал. Я устроил привал, чтобы дать ему возможность отдохнуть. Вот из-за этого оба мы и оказались в беде. Пальцы Элири снова пришли в движение.
— Нет смысла ругать себя. Расскажи лучше, что тебе известно о Башне. Или о том, кто использует тебя.
— Здесь сосредоточена очень большая сила Тьмы. Это место как будто притягивает тех, кто служит ей, обещая им, что они станут могущественнее. В результате они, по большей части, гибнут, но при этом всегда становятся другими… Но меня зовут, доброй тебе ночи. — Он исчез, и Элири заснула, как обычно.
Ночи приходили и уходили одна за другой. Иногда вместе с ними появлялся Ромар, и они с Элири вели долгие разговоры. Размышляли над философскими проблемами, рассказывали друг другу о своей жизни и даже начали шутить по мере того, как возрастала их дружба. Девушка понимала, что её общество даёт ему силы держаться. Может быть, даже какая-то часть её жизненной энергии просачивалась сквозь барьер, восполняя его запасы. Как бы то ни было, после всех этих ночей, заполненных дружеским общением, Ромар выглядел менее измотанным. Теперь они чувствовали себя друг с другом как старые друзья — и обоим это было приятно.
И всё же Элири по-прежнему колебалась. Она понимала, что эта вновь возникшая дружба предъявляла к ней определённые требования. Но то же самое относилось и к дружбе с Тарной и Хиланом, дружбе, имеющей к тому же больший срок давности. Имела ли она право рисковать ими, а заодно, возможно, и всеми остальными, кого они приютили под своим кровом? Тёмная Башня вызывала ужас даже у своих верных слуг. Насколько же опаснее прямое столкновение с ней для тех, кто принадлежал Свету?
И всё же в глубине души Элири отдавала себе отчёт в том, что именно сдерживает её. Страх, самый обыкновенный страх — даже не страх смерти, а страх потерять всё то, что она обрела здесь. Чем яростнее она отгоняла эту мысль, тем настойчивее та возвращалась и, в конце концов, прочно обосновалась в глубине сознания, не давая девушке покоя. Сомнения раздирали её, но в итоге решение было принято. Она подождёт. Много лет назад ей приходилось слышать, как шутили по поводу решений такого сорта. Дескать, так поступают в надежде, что проблема либо разрастётся до таких масштабов, когда не предпринимать ничего станет просто невозможно, либо разрешится сама собой. Как бы то ни было, приняв это решение, Элири стала чувствовать себя с Ромаром более свободно. Она этого не знала, но он видел происходящую в ней душевную борьбу и понимал её.
Он не станет требовать от неё большего, чем то, на что она способна. Понадобилось немало времени, прежде чем до него дошло, что она из тех, кто только сам может выбрать свою тропу. Пытаться заставить Элири действовать против воли означало лишь укреплять её в решении не выполнять просьбу. К тому же, никаких прав на это Ромар не имел. Она была ему не родня и, более того, вообще пришла сюда из другого мира.
Они разговаривали, а он в это время приглядывался к ней. Элири казалась ему такой красивой… Ох, пусть и не в соответствии с какими-то дурацкими стандартами, но ему никогда не нравились пухленькие и глуповатые красотки. Он восхищался быстротой и гибкостью её движений, стройным телом, гордостью, сквозившей в каждой его линии. Если бы какой-то мужчина владел оружием так же хорошо, как она, у Ромара наверняка возникло бы чувство соперничества, но в отношении неё он ничего подобного не испытывал. Элири относилась к тому типу женщин, которые способны обеспечить мужчине надёжный тыл, встать с ним на равных плечом к плечу, что имело немаловажное значение в этой стране, где жизнь была нелегка. С ней не нужно было притворяться и следить. за своим языком из боязни нарушить душевный покой неясной хрупкой женщины.
Поначалу Ромара тянуло к ней просто из-за острой потребности в дружеском общении. Теперь это было нечто большее. Может быть, у него нет завтра, нет будущего, но если бы оно было, он хотел бы разделить его с ней. Пока он не позволял себе никаких проявлений чувств — ни желания, ни понимания. Не стоило осложнять её и без того нелёгкую жизнь. Он видел, как Элири боролась сама с собой и своими страхами, как она колебалась между желанием помочь ему и опасением потерять всё, что было с таким трудом завоёвано.
Потом Башня снова начала интенсивно выкачивать из него силы, и на протяжении многих ночей Ромар вынужден был оставаться один. Элири догадывалась, что именно по этой причине он перестал являться ей во сне.
За пределами каньона Серые нападали на расти все чаще. Те, в свою очередь, как будто просто остервенели от ярости, так что на некоторое время Элири оставила их в покое. Воин не сражается с тем, кто настолько поглупел, что перестал быть достойным противником. Но сердце её трепетало от желания отбросить все соображения о необходимости проявлять осторожность и ждать. Чтобы успокоиться, девушка напоминала себе рассказы Фара Трейвелера, в которых постоянно возникал мотив того, какими бедами чревата порывистость, свойственная молодости. Но Элири никак не удавалось погасить страстное желание вновь увидеть этого человека, который незаметно стал ей другом. Узнать, о чём он думает, поделиться с ним своими мыслями… Нет. Слабость — тот же глупый противник, сражаться с которым недостойно воина. А сердце пусть подождёт до тех пор, пока ей встретится тот, у кого больше шансов уцелеть.