Ключ Сары
Шрифт:
— А на кого сейчас лает твоя негодная собака, Жюль? — сердито поинтересовалась она. Потом она увидела девочек. От изумления она прижала руки к щекам. — Господи Боже! — пробормотала она.
Женщина подошла ближе. У нее было простоватое круглое лицо и толстая седая коса. Она смотрела на детей с жалостью и беспокойством.
У девочки комок подступил к горлу. Эта пожилая дама была очень похожа на ее бабушку из Польши. Те же самые светлые глаза, седые волосы, внушающая доверие полнота.
— Жюль, — прошептала Женевьева, — они…
Старик кивнул.
— Да,
Пожилая леди решительно заявила:
— Они должны войти в дом. Их следует немедленно спрятать.
Она с трудом доковыляла до проселочной дороги, немного постояла там, глядя по сторонам и прислушиваясь.
— Быстрее, дети, пойдемте, — сказала она, протягивая к ним руки. — Здесь вам будет хорошо. У нас вы будете в безопасности.
___
Ночь прошла ужасно. Я проснулась с отекшим лицом и припухшими от недосыпания глазами. И была очень рада, что Зоя уже ушла в школу. Мне бы очень не хотелось, чтобы она увидела меня в таком виде. Бертран был сама нежность и забота. Он сказал, что нам лучше обговорить все еще раз. Мы сможем поговорить сегодня же вечером, после того как Зоя ляжет спать. Он предложил это совершенно спокойно, мягко, но уверенно. Я видела, что он уже все для себя решил. Никто и ничто не могло заставить его передумать и захотеть этого ребенка.
Я не нашла в себе сил обсудить этот вопрос с друзьями или сестрой. Сделанный Бертраном выбор оказался для меня такой неожиданностью, что я предпочла сохранить все в тайне, по крайней мере на некоторое время.
Этим утром у меня все валилось из рук. За что бы я ни бралась, все казалось мне нудным и тягостным. Каждое движение стоило неимоверных усилий. Перед глазами у меня все время вставали сцены прошлого вечера. Я снова и снова вспоминала его слова, с каким выражением он их произносил и какой смысл в них вкладывал. У меня не было другого выхода, кроме как попытаться с головой уйти в работу. Сегодня после обеда я должна была встретиться с Франком Леви в его офисе. Внезапно история с «Вель д'Ив» показалась мне чужой и далекой. Мне казалось, что я состарилась за одну ночь. Для меня больше ничего не имело значения, ровным счетом ничего, за исключением ребенка, которого я носила под сердцем и которого не хотел мой муж.
Я направлялась в офис, когда зазвонил мой сотовый. Это оказался Гийом. В квартире своей бабушки он нашел-таки парочку печатных экземпляров тех книг, которые были мне нужны в связи с историей на «Вель д'Ив». И он звонил, чтобы сообщить, что может мне их одолжить. Не могу ли я где-нибудь встретиться с ним попозже сегодня днем или вечером за бокалом вина? Голос его звучал жизнерадостно и дружелюбно. Я немедленно согласилась. Мы договорились встретиться в шесть часов в кафе «Селект», на бульваре Монпарнас, в двух минутах ходьбы от моего дома. Мы распрощались, и тут же телефон зазвонил снова.
На этот раз это был мой свекор. Я удивилась. Эдуард редко звонил мне. Мы с ним мирно сосуществовали, но не более того, как это принято у французов. Обменивались ничего не значащими фразами, поддерживая светский разговор. Впрочем, следует признать, я чувствовала себя вполне комфортно в его обществе. У меня всегда было такое чувство, будто он что-то скрывает от меня, не желая демонстрировать свои истинные чувства ко мне или к кому-либо другому, если на то пошло.
Эдуард был из тех людей, к чьему мнению всегда прислушиваются. Из тех людей, на которых всегда оглядываются, и не только в поисках поддержки или одобрения. Я не могла представить себе, чтобы он выражал какие-либо эмоции, за исключением гнева, гордости и удовлетворения. Я никогда не видела Эдуарда в джинсах, даже во время
38
Жаркое в горшочке.
39
Овощное рагу.
Эдуард поинтересовался, как дела у Зои, как продвигается ремонт в квартире. Наконец он перешел к делу. Вчера он навещал Mam'e, свою мать. Это был плохой день, добавил он. Mam'e пребывала в дурном настроении. Он уже совсем было собрался уходить, оставив ее уткнувшейся в телевизор, как вдруг совершенно неожиданно она высказалась в мой адрес.
— И что же именно она сказала? — полюбопытствовала я.
Эдуард прочистил горло.
— Моя мать сказала, что вы задавали ей вопросы о квартире на рю де Сантонь.
Я сделала глубокий вдох.
— В общем, это правда, — пришлось признать мне. Интересно, к чему он клонит?
Молчание.
— Джулия, я бы предпочел, чтобы вы больше не задавали Mam'e вопросов по поводу рю де Сантонь.
Он внезапно заговорил по-английски, как если бы хотел, чтобы я поняла его абсолютно точно.
Растерявшись, я ответила ему на французском:
— Прошу простить меня, Эдуард. Все дело в том, что в настоящее время я провожу расследование облавы на «Вель д'Ив» для своего журнала. И меня удивило подобное совпадение.
В трубке снова воцарилось молчание.
— Совпадение? — эхом откликнулся он, вновь перейдя на французский.
— В общем, да, — сказала я. — Я имею в виду, что до вас в той квартире жила еврейская семья, которую арестовали во время облавы. Я думаю, что Mam'e очень расстроилась, когда рассказывала мне об этом. Поэтому я прекратила задавать вопросы.
— Благодарю вас, Джулия, — ответил он и снова замолчал. — Ваши вопросы действительно расстроили мою мать. Прошу вас более не упоминать об этой истории в ее присутствии.
Я остановилась посреди тротуара.
— Конечно, я больше не буду задавать ей вопросы, — откликнулась я, — но ведь я не имела в виду ничего плохого. Я всего лишь хотела знать, как получилось, что ваша семья переехала в эту квартиру, и знала ли Mam'e что-нибудь о той еврейской семье. А вам, Эдуард, известно что-либо?
— Прошу прощения, я не совсем понимаю, о чем вы говорите, — гладко, пожалуй, чересчур гладко и быстро ответил он. — А теперь мне пора идти. До свидания, Джулия.