Ключ. Возвращение странницы (сборник)
Шрифт:
После короткой паузы Лэм вошел в комнату и направился к столу. Женщина, которую он пришел арестовать, уже никогда не предстанет перед судом. Кем бы она ни была и что бы ни совершила, ее уже нет в живых. Она лежала лицом вниз, и рядом находился стянутый со стола телефон. На блестящих волосах и на желто-коричневом ковре запеклась кровь.
Лэм наклонился над телом, ни до чего не дотрагиваясь.
– Застрелена сзади в упор, – сказал он. – Похоже, старалась добраться до телефона. Что ж, нам придется позвонить в Ярд. Этим
Второй телефон нашелся возле неубранной кровати Филиппа Джослина – странно не соответствующий месту нарядный бледно-голубой аппарат, окруженный стоящими тут же туфлями хозяина, кисточками и щетками на туалетном столике, общей обстановкой неприбранной мужской комнаты.
Вернулся Фрэнк Эббот и доложил:
– Вторая трубка в его комнате. Кровать не заправлена.
– Кровать?
– Односпальная. Ее спальня тут же, рядом с гостиной, там убрано, кровать заправлена, все аккуратно.
Лэм издал глухое ворчание, показывающее, что он думает.
– Похоже, это произошло сразу после его ухода. Он уходит в половине девятого, как я понимаю. Получается, что она прибрала свою комнату, но не успела прибрать его – он сказал, что у них нет прислуги. Интересно, что с завтраком.
Они прошли вместе в маленькую, окрашенную в светлые тона кухню. На чистой клетчатой скатерти стоял завтрак – чашки с кофе, кофейник и молочник, неразрезанные булочки и нетронутое масло.
– Выглядит так, что ни у кого из них не было аппетита. Кофе! Что это за напиток для начала дня? То ли дело добрый ломоть бекона и чашка крепкого чая!
– Ломоть бекона, сэр?
– Знаю, знаю: сейчас война. Но я съедаю свою норму бекона за завтраком и дальше уже стараюсь о нем не думать. Ладно, парни скоро будут здесь. По мне, это ненормально – завтракать чашкой кофе.
– Он был после снотворного, а она… кем бы ни была, долго жила во Франции, и чашка кофе с круассаном – это, наверное, то, к чему она привыкла.
Старший инспектор Лэм всем своим видом выражал глубокое неодобрение.
– Тогда неудивительно, что Франция проиграла войну. Кофе! Какие вояки из мужчин, если по утрам они пьют кофе? – В это время резко зазвонил телефон. – Кто это, интересно? Пойди узнай!
Фрэнк Эббот поднял бледно-голубую трубку. Взволнованный голос произнес:
– Кто это? Филипп, это ты?
– Нет, – ответил Эббот и умолк.
Голос был обворожительным, мягким, молодым и огорченным. Через некоторое время он прозвучал снова:
– Я говорю с квартирой 8 в Тентерден-Корт-Мэншнс?
– Да. Кто говорит?
– Миссис Перри Джослин. Леди Джослин там? Могу я с ней поговорить?
– Боюсь, что нет.
– О! – Волнение в голосе возросло. – О, простите… что-то случилось?
– Что заставляет вас так думать, миссис Джослин?
– Филипп сказал… – Ее голос оборвался. –
– А сэр Филипп сказал вам, что леди Джослин умерла?
– О да. Точнее, он сказал это не мне. Он открыл дверь и увидел только Лин… мою кузину мисс Армитедж… и сказал: «Анна мертва». А когда я обратилась к нему, он тут же вышел, поэтому мы не смогли его расспросить. А я не могла в это поверить, поэтому решила позвонить.
– Когда это было, миссис Джослин?
– Это было без четверти час. Но, пожалуйста, скажите мне, кто вы. Вы врач? Не могли бы вы сказать, что случилось? Это был несчастный случай? Она действительно мертва?
– Боюсь, что да.
Он положил трубку и, обернувшись, обнаружил, что Лэм стоит прямо за ним, с тяжелым, нахмуренным лицом.
– Это странно, сэр. Вы слышали, что она сказала? Это была миссис Перри Джослин, и она говорит, что Филипп Джослин пришел к ним четверть часа назад и сказал, что его жена мертва. Как он узнал?
Глава 30
Филипп Джослин вышел на свежий воздух с неприятным чувством, что выставил себя дураком. От подсыпанного вчера в кофе снадобья до сих пор кружилась голова. Он, должно быть, сошел с ума, если, войдя в комнату Лиллы, произнес подобное, даже не удостоверившись, что они с Линделл одни. «Анна мертва». Он не собирался этого говорить. Он даже не собирался туда идти. Он просто вдруг оказался так близко от их дома, что почувствовал настоятельную необходимость увидеть Линделл. Это вышло спонтанно. Отрава в кофе и спутанные мысли подвели его.
Удаляясь прочь, он не имел представления, куда направляется. Не домой во всяком случае. Не сейчас – пока рано. Пусть сначала ею займутся те, кому это положено. Он почувствовал голод и вспомнил, что с утра ничего не ел. Если поесть, возможно, пройдет головокружение. Он свернул из переулка на оживленную улицу и зашел в первый попавшийся ресторан.
Полчаса спустя он вошел в свою квартиру и был встречен главным инспектором Лэмом.
– Скверное дело, сэр Филипп.
– Что вы имеете в виду?
– Вы разве не знаете?
– Я бы не спрашивал, если бы знал. Она исчезла?
Лэм смотрел на него, лицо его ничего не выражало.
– Можно и так сказать.
Головокружение у Филиппа уже прошло, и он довольно резко спросил:
– Что случилось?
– Вот это, – ответил Лэм, отступая от двери в кабинет.
Филипп сделал шаг или два и заглянул в комнату. Там было трое мужчин, один из них – с фотокамерой. Энни Джойс все еще лежала на полу, ее тело пока не убрали. Филипп подумал о ней именно как об Энни Джойс, а не как об Анне Джослин, не как о своей жене. Он смотрел на нее, лежащую на полу, и понимал, что она мертва. Он почувствовал мгновенный укол сожаления. Потом его лицо сделалось бесстрастным. Он отступил назад и спросил, вполне владея собой: