Ключ. Возвращение странницы (сборник)

Вентворт Патриция

– Да, именно так оно и было, а голос он понижал до шепота, как говорит мисс Армитедж. Странно, не правда ли, что ему было суждено попасться на том самом трюке, который был призван служить мерой предосторожности. Если бы он не сказал мисс Армитедж тех же самых слов точно таким же приглушенным голосом, который она подслушала у той двери, он мог бы выйти сухим из воды. Мадам Дюпон знала его только как мистера Феликса. Со смертью Энни Джойс не осталось бы ни единой зацепки, которая выводила бы нас на мистера Пелама Трента.

– Несомненно, – согласилась мисс Сильвер.

Старший инспектор продолжил:

– Итак, он поднимается

с бельевой корзиной, и она его впускает. Быть может, она его ждала – мы точно не знаем, – но она должна была бы обрадоваться его приходу, потому что считала, что добыла для него то, что он хотел. Судя по отпечаткам пальцев, она рылась по всей шифровальной книге, несомненно, снимая с нее копию. Можете назвать это догадкой, но она, безусловно, верна. Как вы знаете, те шифры устарели – это была часть расставленной на нее ловушки. Человек в положении Трента должен был бы хорошо это знать. Он и без того мог планировать ее устранить, но коль скоро она дала заманить себя в ловушку, он попросту не мог себе позволить оставить ее в живых и рисковать быть выданным. Она пугается и пытается добраться до телефона. Он убивает ее на месте. Затем отыскивает револьвер сэра Филиппа и уносит его с собой. Возможно, ему и не пришлось искать, она могла сама стараться достать оружие – мы не знаем. Он не оставил никаких отпечатков, так что, видно, был в перчатках – вероятно, натянул их, пока ждал, когда она откроет дверь. Когда его арестовали, при нем был револьвер, как вы знаете. Это безупречно завершенное дело и удачное избавление от трех опасных людей – а может, и больше, если мадам Дюпон заговорит. Что ж, вот практически все, что можно об этом сказать. Прошу меня извинить – я должен повидать помощника комиссара.

Когда он ушел после дружеского рукопожатия, сержант Эббот отошел от камина и, опершись на стол, посмотрел на свою «высокочтимую наставницу».

– Итак? – сказал он. – О чем вы думаете?

Она негромко, нерешительно кашлянула.

– Я думала о том, что сказал старший инспектор.

Фрэнк рассмеялся.

– Он много всего наговорил, верно?

– В конце, когда сказал: «Вот все, что можно об этом сказать». Потому что ни при каких обстоятельствах это не может быть правдой.

– Каким образом?

– История уходит далеко в прошлое. Я разговаривала с Джослинами, и они многое мне рассказали. Это началось с сэра Амброза Джослина, не обеспечившего будущее женщины, с которой жил, а также будущее их сына. Отец сэра Филиппа назначил ей небольшое содержание. Хлеб, получаемый из милости, отнюдь не делается для тебя слаще, если оплачивается из кошелька, который мог бы быть твоим собственным. Роджер Джойс был слабым и неспособным человеком. Из того, что рассказала мне бедная мисс Коллинз, было ясно, что его дочь воспитали с осознанием того, что с ней обошлись несправедливо, лишив того, что ей причиталось. Когда отец умер, ей было пятнадцать лет.

Мисс Тереза Джослин взяла ее к себе и после того, как сделала очень неблагоразумную попытку навязать ее остальной семье, уехала с ней за границу. Девочка этого возраста очень чувствительна к пренебрежительному отношению. Она провела неделю в Джослин-Холте и увидела все то, что могла бы иметь, если бы ее отец был законным сыном, а не внебрачным. Она уехала, вероятно, с очень горькими чувствами. Десять лет спустя мисс Джослин, которая ранее сделала завещание в ее пользу, внезапно меняет свое

решение. Она была эксцентричной и импульсивной женщиной, и точно так же, как прежде неожиданно прониклась благоволением к Энни Джойс, теперь так же внезапно полюбила Анну Джослин и объявила, что переписывает завещание в ее пользу.

Мисс Сильвер сделала паузу и кашлянула.

– Такое отсутствие принципов очень трудно понять. Это решение незамедлительно начало порождать затруднения, какие всегда порождает недостаток принципов. Сэр Филипп имел крупную ссору с женой. Он запретил ей принимать деньги, выразив это с немалой горячностью, тогда как она настаивала на своем праве их взять, если ей захочется. Она уже была, как вам, вероятно, известно, наследницей значительного состояния. Она открыто отказалась подчиниться своему мужу и отправилась к мисс Джослин во Францию. Можно представить себе, какое действие это оказало на Энни Джойс. Отец Энни и мать леди Джослин были сводными братом и сестрой: один – бедный и непризнанный, другая – богатая и процветающая. У леди Джослин было все, чего была лишена Энни Джойс: титул, положение, деньги, родовое имение, родовое имя. Три месяца они жили под одной крышей. Можно ли сомневаться, что в течение этих трех месяцев горечь и обида, в которых была взращена Энни Джойс, значительно обострились?

Мы не имеем возможности узнать больше, чем рассказал нам сэр Филипп, о том, что произошло на том французском пляже, когда он попытался вывезти оттуда обеих женщин. Возможно, Энни тогда же поняла, что Анна смертельно ранена, а быть может, весьма долгое время оставалась в неведении. Представляется несомненным, что она вернулась в шато и жила там как Энни Джойс, что она все больше и больше подпадала под влияние немцев и что настало время, когда они решили извлечь из нее выгоду. Должно быть, она сама проинформировала их о своем сходстве с леди Джослин. Сэр Филипп сообщил мне, что его кузина, мисс Тереза Джослин, имела очень богатое собрание семейных фотографий. Таким образом, они могли сами убедиться в этом сходстве. Свежая информация о семье, без сомнения, добывалась через мистера Трента. Могу сказать, что у меня все время было чувство, что человек, руководивший так называемой «леди Джослин», был скорее всего кем-то тесно связанным с семьей. Подробности, которых не мог бы знать ни один посторонний, были существенно важны для успеха перевоплощения. Дневник многое тут объясняет, но в нем не содержалось сведений о текущих делах сэра Филиппа, как не мог он подсказать того самого, точно выверенного момента возвращения его жены.

Фрэнк Эббот слушал с благоговейным вниманием. Если и был момент, когда непочтительная фраза «морализаторство Моди» мелькнула у него в голове, если в его светлых глазах ни на миг не пропадала чуть циничная искорка, он все равно, как обычно, испытывал к мисс Сильвер нежное уважение, которое не удивляло его лишь потому, что он уже давно к нему привык. Когда она поднялась со стула, он выпрямился.

– Я вижу, Джослин поместил во всех газетах объявление о смерти своей жены, с датой. – Он поднял лежавшую на столе газету «Таймс» и пробежался взглядом по колонке объявлений. – Вот оно: «26 июня 1940 г., в результате действий противника, Анна, жена сэра Филиппа Джослина…» – Что ж, полагаю, в следующий раз мы увидим его имя напечатанным в разделе «Бракосочетания».

– Надеюсь, что так, – промолвила мисс Сильвер.