Ключ
Шрифт:
«И негодование наигранное, — подумал Яценко. — Так в кинематографе у оскорбленных актрис высоко поднимается грудь. Верно, он часто бывает в кинематографе, это всегда сказывается на людях…»
— Пожалуйста, садитесь, — спокойно повторил следователь.
Загряцкий сел.
— Я не отдавал распоряжения о вашем аресте, — сказал Яценко. — Полиция имеет право задерживать людей в известных случаях, оговоренных законом. Я же вас допрашиваю как свидетеля. Пока как свидетеля, — повторил
— Но я не могу не волноваться, когда меня позорят!
— Уверяю вас, что никакое пятно на вашу честь без вины не ляжет… Я буду записывать ваши показания. Разумеется, я предъявлю вам запись после допроса. Если я в чем ошибусь, вы будете иметь полную возможность внести поправку. Ваша фамилия Загряцкий? Имя-отчество?
— Вячеслав Фадеевич.
— Вячеслав Фадеев, — повторил следователь и застучал на машинке. Загряцкий уставился на него, полуоткрыв рот. Николай Петрович задавал первые, формальные вопросы, продолжая писать. — Так-с… Полиция вам сообщила, — сказал он, отрываясь от машинки, — полиция вам сообщила, что задержание ваше связано со смертью Карла Фишера. Что вам известно по этому делу? Предупреждаю вас, что на вопросы, которые могли бы вас уличить, вы отвечать не обязаны.
— Но мне решительно ничего не известно по этому делу, господин следователь, — опять повышенным тоном сказал Загряцкий. — Уличать меня! В чем уличать, Господи!..
— Ничего не известно? — протянул Яценко, глядя на волосатую тонкую, украшенную огромным ониксовым перстнем руку Загряцкого.
— Ничего. Решительно ничего.
— Так-с… — Николай Петрович помолчал. — Вы были близко знакомы с Фишером?
— Это как сказать… Очень близко не был. Я был с ним знаком.
— Имели с Фишером дела?
— Нет, дел не имел.
— Никаких?
— Никаких.
«Что же он, о векселе забыл? Как будто не из очень сильных малый», — подумал Яценко. Николай Петрович быстро застучал на машинке. Загряцкий смотрел на него так же напряженно.
— На какой почве состоялось ваше знакомство?
— Простите, я не понимаю вопроса. На той же почве, на какой я знаком со всем Петроградом.
— Вы часто встречались с Фишером?
— Нет, не очень.
— Примерно как часто?
— Случалось, и раз в неделю, и два. Случалось, и подолгу не видели друг друга.
— А в последнее время?
— И в последнее время точно так же.
— Где вы встречались с Фишером?
— Да в разных местах. В увеселительных заведениях… Был и в той квартире, в которой он умер… Мне сказали, где он умер…
— Были и в той квартире? К этому мы вернемся… Когда вы его видели в последний раз?
— Когда? Боюсь ошибиться, — сказал с расстановкой Загряцкий. — Одну минуту…
— Постарайтесь не ошибиться. Это очень важно, — с угрозой в голосе произнес следователь. Загряцкий сердито пожал плечами, точно услышал вздор, на который не стоит возражать.
— Кажется, я его видел в последний раз три дня тому назад.
— Кажется или наверное?
— Да, наверное, три дня тому назад.
— Где именно это было?
— В hall’e «Паласа».
— В котором часу?
— Днем. Часов в пять.
— Благодарю вас… Так-с… Записано… Знаете ли вы, господин Загряцкий, жену Фишера?
— Знаю.
— Близко знаете?
— Да. Мы хорошо знакомы.
Следователь немного помолчал.
— По имеющимся у меня сведениям, вы были в связи с госпожой Фишер.
— Это неправда.
— Вы это отрицаете?
— Самым категорическим образом.
— Напрасно. У меня имеются доказательства. Было бы лучше, если бы вы не отрицали факта.
«…Верьте сладким убеждениям нас ласкающих очес…» — неожиданно промелькнули стихи в памяти Николая Петровича. Он нахмурился и нервно перевел каретку «ремингтона».
— Я решительно это отрицаю. Если у вас есть доказательства, скажите, какие.
— Вы это узнаете в свое время. Так вы отрицаете?
— Самым решительным образом отрицаю.
Яценко с неудовольствием отстучал несколько строк.
— Так-с, отрицаете… Теперь потрудитесь рассказать о квартире, на которой было найдено тело Фишера. Так вы бывали на этой квартире?
— Бывал.
— Много раз?
— Не то чтобы много, но бывал.
— С Фишером бывали?
— Ну да, с Фишером, всегда там бывал с ним.
— Когда вы там были в последний раз?
— В понедельник.
— В понедельник. Для чего вы бывали в этой квартире?
Загряцкий подумал с минуту.
— Господин следователь, — сказал он, — вы должны знать, какая это была квартира и для чего Фишер ее снял. Я не аскет и за аскета себя не выдаю. Я бывал там для того же, для чего и Фишер. Он приглашал туда знакомых, приглашал и меня, и я принимал его приглашения. Хорошего тут мало, я не спорю. Но не я первый, не я последний.
— На этой квартире происходили оргии. Вы в них участвовали?
— Оргии, оргии! Это пышное слово, господин следователь.
— Предлагаю вам, господин Загряцкий, не уклоняться от вопросов и точно отвечать на них.
— Я не могу отвечать на такой вопрос. Он касается частной, интимной жизни, и я отвечать не буду. В этой области откровенничать не обязательно.
— В какой области?
— Ну да в этой, сексуальной, что ли… Вы и сами, верно, не отшельник.
— Меня потрудитесь оставить в покое, — сказал, вспыхнув, Яценко. — Так вы отказываетесь отвечать на этот вопрос?
— Об оргиях? Отказываюсь.
— В ваших интересах отвечать со всей откровенностью.
— Я поступаю так, как мне велит совесть.