Ключи к измерениям - Дрей Прескот (сборник)
Шрифт:
Все эти названия теперь хорошо известны — Ла-Бель-Альянс, Ла-Э-Сент, Угумон; Ваврский тракт, атаки, каре, поражения английской и французской кавалерии, натиск Старой Гвардии — обо всем этом говорили и писали, как ни об одной другой битве на всей этой планете Земля. Каким-то образом в том сокрушительном граде залпов англичан, когда пешие гвардейцы отбросили элитные части Старой Гвардии, и я шел в атаку в составе 52-го полка Колборна, и мы увидели, как эта гвардия заколебалась и отступила, а потом удирала следом за разбитыми осколками французской армии, мне удалось тогда обрести отдающее порохом, горькое, неприятное болеутоляющее средство от своей безнадежной тоски.
Под
Но рассказывать вам я буду не о своих днях на Земле.
Испытывая потребность снова увидеть широкие горизонты и почувствовать под ногами кренящуюся палубу корабля, я отправился в плавание — в качестве пассажира — и медленно плыл в направлении Индии. Там я надеялся найти что-то такое, чего в общем-то толком не представлял, но нечто способное притупить мою постоянную не стихающую боль, делавшую всё творимое мной на Земле всего лишь бессмысленным и бесцельным прозябанием.
В тех злых шутках, которые сыграли со мной Звездные Владыки, мне тогда не виделось никакого смысла. У меня не было сколько-нибудь ясного представления о том, кто они такие или что они такое — да и плевать я тогда хотел на это, лишь бы они вернули меня на Креген, под Антаресом. Я видел ту великолепную хищную птицу с ало-золотистым оперением, более крупную, чем ястреб или орел — Гдойная, кружившего надо мной в решающие минуты. Также я видел белого голубя, который, поднявшись в небо, не обращал внимания на этого ало-золотого орлана. Тут действовали силы, которых я тогда не понимал и не хотел понимать — когда Звездные Владыки сражались за то, чего они нечеловеческим, неисповедимым для меня образом желали, с теми силами, которые там ни противостояли им, а Саванты — в конце концов, просто люди, всего лишь человеки — потрясенно взирали на происходящее и пытались передвигать фигурки судьбы в расчете на благо простых смертных.
И силы, двигавшие судьбу, сочли нужным переместить меня на Креген, под солнца Скорпиона, в первую же ночь, проведенную мной на берегу в Бомбее.
Жара, удушливая и сильная, вонь, мухи, какофония звуков — все это для меня ничего не значило. Я испытывал и куда худшее. И той ночью, теперь уже столь давней, звезды у меня над головой изливали на землю сияющий свет, который сгущался и сливался вокруг меня в опаляющую патину. Я достиг той степени отчаяния, при которой считал, что никогда уже больше мне не ступить на поля Крегена, никогда больше не смотреть на море или на город со стен моего дворца Стромбора в Зеникке, никогда больше не сжимать в объятиях Делию из Дельфонда.
Стоя на балконе, я смотрел на звезды, а ночной ветерок шелестел огромными причудливыми листьями, и кругом гудели миллионы насекомых. Отыскав, хотя и не без труда, знакомый огонек Антареса, надменно задранный кверху хвост созвездия Скорпиона, я с тоской уставился на него, больной тем внутренним упадком духа и с отвращением признавал, что мной и вправду овладело отчаяние.
В тисках мук и отчаяния я думал, что Индия, возможно, подарит скорпиона — как она породила того, что убил моего отца.
Ясно, что той давней ночью я был не в себе. Когда я поднял взгляд на звезды, на красный огонек Антареса, и знакомое голубое сияние разрослось, набухая и раздуваясь, в обведенный голубым силуэт гигантского скорпиона, во мне не осталось ни капли ликования, того душевного подъема, который наполнял меня в прошлый раз.
Я просто поднял руки и дал унести себя — куда бы там не желали Звездные Владыки, — радуясь лишь, что снова ступлю на землю Крегена, под Солнцами Скорпиона.
Даже не открывая глаз, я понял, что нахожусь на Крегене.
Зловонная жара знойной бомбейской ночи исчезла. Я почувствовал, как лоб мне овевает прохладный бриз. А также я почувствовал на груди странную царапающую щекотку. И медленно, почти лениво, открыл глаза.
Как наполовину ожидалось, я был нагим.
Но на груди у меня балансировал на своих коротеньких ножках большой, покрытый блестящим красноватым панцирем скорпион. И замахивался на меня своим хвостом.
Не в состоянии ничего с собой поделать, двигаясь с совершенно не управляемой сознанием силой, я одним прыжком вскочил на ноги и заорал благим матом. Выбитый со своей позиции скорпион отлетел прочь. Он упал среди выступающих из земли камней и, поднявшись, неизящно покачиваясь, на ноги, исчез в какой-то щели среди скальных выходов.
Я сделал глубокий вдох. Вспомнил скорпиона, убившего моего отца. Вспомнил призрачного скорпиона, составлявшего экипаж на борту лодки-листа в том первом путешествии вниз по священной реке Аф. И вспомнил также скорпиона, который появился, когда мои друзья заливались смехом, а я сидел с Делией, с моей Делией Синегорской, и красное сияние Зима заливало все палаты, а зеленоватый свет Генодраса только-только закрадывался в уголок окна, когда мы совершали боккерту для нашего обручения, как раз перед тем, как меня вышвырнули с Крегена. Я вспомнил эти случаи, полные страха и отчаяния, когда мне доводилось прежде увидеть скорпиона — и рассмеялся.
Да, я, Дрей Прескот, который и улыбался-то редко, рассмеялся!
Потому что знал — я снова на Крегене. Я определил это по ощущению легкости в теле, по запаху ветра, по смешанным лучам света, падающим вокруг меня в опалиновом блеске двух солнц Антареса.
И поэтому я рассмеялся.
Я почувствовал себя свободным, помолодевшим, живым, восхитительно живым, с кровью, поющей у меня в жилах, готовым ко всему, что мог предложить этот жестокий, прекрасный, злобный и любимый мир Крегена. С каким-то странным, восторженным любопытством я огляделся по сторонам.
То благословенное знакомое розовое сияние солнц заливало пейзаж, сообщая ему необыкновенную — и поистине неземную — красоту. В находящейся прямо передо мной роще гнущиеся на ветру деревья являли бело-розовые цветы миссалов. Под ногами у меня расстилалась трава, столь же зеленая и сочная, как и любая, когда-либо растущая на Земле. Вдали на горизонте, настолько далеком, что я сразу понял — стою я на изрядной возвышенности — блистающее небо четко рассекала линия моря. Я глубоко вдохнул всей грудью. Чувствовал я себя живее, чем в любое время с тех пор, как меня выдернули из моего стромборского дворца в Зеникке. Я снова оказался на Крегене. Я дома!