Ключи к измерениям - Дрей Прескот (сборник)

Балмер Генри Кеннет

Я был убежден: такое отношение связано со словом «крозар». Когда «Милость Гродно», затонула, пуская пузыри, а рядом плавал её отломившийся шпангоут, я видел кружащегося над «Сиреневой птицей» белого голубя. Это приободрило меня. Не может ли так случиться, гадал я, что Саванты снова приняли участие в моей судьбе? Не может ли быть так, что они выражают таким образом согласие на мое дальнейшее пребывание на Крегене, хотя мне и пришлось убраться из Магдага? Я поискал взглядом Гдойная, ало-золотого орлана Звездных Владык, но не увидел его.

Зенкирен пошел на немалый риск, настолько приближаясь к северному берегу. Он высматривал лакомые кусочки вроде магдагских «купцов», и поймать сорокавесельный

свифтер было для него сущим удовольствием. Мы не знали, зачем тот свифтер понесло в Ганск, и, наверно, навсегда останемся в неведении. Зенкирена всерьез озаботило отсутствие у «Сиреневой птицы» должной скорости. Только мое вмешательство и прерванная в связи с этим гребля на магдагском свифтере дали ей шанс настичь его, а уж тогда санурказзская галера догнала «Милость Гродно» столь стремительно, что ей даже не пришлось пустить в ход баллисты, установленные у неё на носу.

Баллисты, применяемые на кораблях Ока Мира, назывались вартерами. Это была настоящая баллиста. Ее движущую силу создавали два полулука, чьи концы зажимались много раз закрученными перпендикулярными ремнями. Корд натягивался простым воротом. Вартер можно было приспособить для метания стрел или дротиков — чудовищных брусков из строевого леса с железными наконечниками — или камней, причем с весьма высокой меткостью.

Каждый шестой день на кораблях Санурказза торжественно отправлялись посвященные Зару ритуалы, сопровождаемые соответствующими обрядами и молитвами. Религия, как я считал тогда — это подачка для простых людей, наряду с кровожадными газетенками, живописующими последние убийства и казни, петушиными и кулачными боями, а иной раз и с кружкой пива в местной пивной. Религия держала народ в узде. Однако эти санурказзцы, хотя наедине с собой я и мог мысленно насмехаться над ними, выглядели очень величественно, одетые в свои лучшие одежды. Корабельный жрец в своем облачении, серебряные и золотые сосуды, горящая в лучах солнц вышивка знамен и флагов, пронзительные звуки труб из серебра и пуруна, материала похожего на слоновую кость — все это словно было направлено на то, чтобы увлечь трезвомыслящего человека в эйфорический туман веры.

Естественно, что дни, в которые совершались обряды поклонения Зару, не совпадали с днями, в которые подобным же образом чтили Гродно.

Я сказал «подобным же образом» не случайно. Я видел религиозные отправления жителей Магдага и, оглядываясь назад, могу смело сказать, что между ними фактически не было отличий. Тогда же я считал их воплощением испорченности и зла.

Кажется очевидным, что магдагцы могли красить корпуса своих свифтеров только в один цвет… Рыскавшие по Эгейскому морю древнегреческие пираты тоже красили свои корабли в зеленый цвет. Жителям Санурказза пришлось пойти на своеобразный компромисс. Зеленый цвет в какой-то мере служит камуфляжем, хотя и не особо хорошим, так себе Поскольку красный цвет был бы куда более заметен, галеры поклонников Зара с южного берега внутреннего моря красили в голубой колер.

Для постоянного применения они возили три набора парусов: белые для плавания днем, черные для ночных странствий и голубые для набегов.

Во время нашего возвращения в Святой Санурказз, которое в некоторой степени носило характер триумфального шествия, мы подняли белые паруса.

Магдаг стоял на северном берегу внутреннего моря, ближе к его западной оконечности. Его власть и право простирались на много дуабуров на восток, постепенно ослабевая, до тех мест, где города располагавшие собственным военным флотом желали поразмять мускулы проявляя независимость. Однако все на этой территории являлись в какой-то степени данниками Магдага и, естественно, приверженцами зеленого.

Святой Санурказз стоял на южном берегу внутреннего моря ближе к восточной оконечности, у узкого горла одного из вторичных морей, протянувшихся на юг. Его гегемония, несколько отличавшаяся от власти его противника, простиралась на запад, где процветали города, становившиеся тем слабее и неувереннее, чем ближе к западу они располагались. Однако все они хранили неколебимую верность красному.

Казалось очевидным, что на внутреннем море должна преобладать стратегия набегов с целью связать руки противнику, наряду с серией прямых и сильных ударов по главному городу врага. С покорением Магдага или Санурказза другие города проигравшей стороны, подобно детям, потерявшим родителей, продержались бы недолго. Но такая стратегия пришлась не ко двору как в Магдаге, так и в Санурказзе. Причина была достаточно очевидной и достаточно человеческой, чтобы я ничуть ей не удивился. По морям плавала многочисленная добыча, и охотиться за ней и атаковать слабо защищенные города было куда безопасней любого прямого нападения на главную цитадель.

Разминая ноги на том крошечном юте, наличием которого могла похвастаться «Сиреневая птица», я увидел, как Золта от души наслаждается на куршее. Облаченный, подобно мне, в чистую белую набедренную повязку, он прогуливался взад-вперед, помахивая кнутом и время от времени ожаривая им кого-нибудь из галерных рабов. Скверный ветерок порождал сильную килевую качку, и я не раз посматривал на тучи.

— Хай, Золта! — окликнул я его.

Он поднял голову, повернул ко мне свое веселое загорелое лицо, блестя черными глазами, и щелкнул кнутом.

— Я собираю проценты, Писец! — крикнул он мне.

Барабанный дельдар увеличил темп. Басовый и теноровый барабаны теперь чаше сменяли друг друга. На кораблях зарян барабанщик сидит впереди гребцов, в рассуждении, как я понял, что так звук быстрее доносится до сидящих на скамьях. Над головами верхнего ряда гребцов вдоль фальшборта протянулся легкий боевой помост, на котором во время боя занимали позиции воины. Под ними сидели гребцы нижнего ряда, окунавшие свои более короткие весла под более острым углом. При семи гребцах на вальке можно использовать весла чудовищного размера. Золта, одолживший кнут у дельдара, намеревался проследить, чтобы весла двигались достаточно резко. Кнутовой дельдар, у которого Золта столь неофициально принял обязанности, стоял, болтая с сидевшим прямо подо мной в табенакле весельным начальником, и смеялся над ужимками Золты.

Так что мои друзья, хранившие верность божеству красного солнца тоже применяли труд рабов. Мог ли я ожидать чего-то иного? Я знал, что рабство у них практиковалось, в основном, на борту свифтеров. В городах работы выполнялись обычными гражданами, на тот лад какой имел смысл для землянина европейской культуры, а немногочисленные рабы были в основном личными слугами.

Я посмотрел на море. Слева по борту тучи стали ниже, чернее и принимали куда более угрожающий вид, чем имели всего полбура назад. Пока я не желал вмешиваться в управление кораблем Зенкирена. Две галеры, идущие за нами в кильватере, тяжело зарывались носом в волну и взрывали её, разбрызгивая пену. «Купцы» двигались по морю с большей легкостью, и я заметил, что они убавили парусов.

Зенкирен вышел на палубу.

Весельный начальник выскочил из табернакля с его прочно запертой на засов дверцей, взлетел по трапу и показал капитану за левый борт.

— Вижу, Нат, — ответил Зенкирен. — Нам придется это пережить.

Данный Нат, опять же, был просто ещё одним носителем этого распространенного имени, а не Натом-вором из Зеникки. И не моим товарищем по веслу, который сейчас коротал время, играя в одну из многочисленных крегенских азартных игр на нижней палубе с кем-то из освобожденных рабов.