Ключи от бесконечности
Шрифт:
Я становлюсь частью тьмы, а она становится частью меня. Все по-другому, все иначе. Я могу мыслить как тьма, действовать как тьма, общаться с тьмой.
На секунду я поняла все, но все тут же уходит из моей головы.
Все начинает растворяться. Мысли исчезают из головы, прячутся в чертогах разума, разлетаются на куски. Нет ни тьмы, ни света. Нет ничего. Абсолютная пустота.
Слабость.
Мучительная слабость пронзила меня с головы до пят. Голова казалась отлитой из чугуна, руки еле шевелились, даже веки не хотели подниматься.
Что произошло?
Я там же? Кажется, да. На той же кровати. Смотрю в тот же серый потолок, но он больше не предстает исполненной злобы серой тучей, нависшей над головой. Вполне обычный потолок. Окно и шум ветра за ним, шкаф, древний пол, сделанный явно еще в прошлом столетии.
Стас!
Что со мной было? Почему я намертво уцепилась за него? Почему…
А кто я? Как теперь меня зовут? Как работает мой мозг? Какова моя личность?
Внезапно для самой себя меня одолело пьянящее чувство свободы. Я глубоко вдохнула воздух, чувствуя, что я — это снова я. Ирина Петрова, а не Габриэлла Ульрихт. Словно с моей спины сняли тяжелую ношу.
Ощущения были другими, мысли в голове — тоже. Все вокруг казалось иным — предметы, цвета, оттенки. Но это было приятно, словно я после долгих скитаний вернулась домой и снова посмотрела на мир глазами себя прежней. Глазами птицы, выпущенной из клетки.
Как я могла быть кем-то другим? А главное — почему мне хотелось остаться кем-то другим? Я помнила все, что произошло за последний день. Откуда во мне брались эти желания, которых вообще не должно было существовать? Влюбиться в человека за пару дней? Хоть я его знала довольно давно, но знать — это одно, а любить — совершенно другое. Что со мной было? Эти мои движения, жесты…
Вспомнила последний взгляд Стаса. Даже не вспомнила, скорее переосмыслила. Его пронзительный взгляд сквозь меня, он тогда выглядел иначе. Словно это был кто-то другой, похожий на него, но не он. Блеск чего-то в его руке и его последнее слово. «Извини».
О Боже! Это он меня вырубил.
Мой взгляд уперся в одну точку, которая показалась расплывчатой галлюцинацией.
Как он мог? Зачем он так поступил? Почему?
Все, что произошло за последние пару дней, начиная с нашего отъезда из Праги, теперь казалось каким-то сюрреалистичным сном, в котором я присутствовала в роли кого-то другого. Память покрывалась дымкой, её фрагменты падали в небытие. Как же это было жутко — руководствоваться чужими понятиями, чужими привычками. Чужим опытом.
Я посмотрела на свою руку и поняла, что она всё еще не моя. Кожа слишком гладкая, форма чересчур утонченная. И это побуждало во мне ненависть к самой себе, к собственному телу.
Моя левая рука впилась ногтями в правую, невзирая на боль, начала скрести, щипать, желая содрать с себя чужую кожу. Лишь кровь. Моя кровь, пробивающаяся изнутри чужого тела.
Дверь скрипнула, открылась. На пороге стоял Иваныч.
— Пришла в себя? — усмехнулся он. — Хорошо он тебе мозги промыл. Я уж думал, что очистка не сработает. Наверное, несколько дней кодом работал, перепрошивка лишь окончательным штрихом стала.
— Я все еще не я! — сказала я и услышала чужой, хрипловатый голос, который словно наждаком резанул по моему сердцу.
— Это временно, — ответил он. — Можно, конечно, ввести инъекцию на отторжение наращенных тканей, но тебе нужно пока что побыть в этом облике.
— Вы опять хотите меня использовать? — я посмотрела на него исподлобья, и он поймал мой взгляд. — Нет. Больше с собой сделать этого я не позволю. Верните мне мою внешность, и я ухожу. А нет — уйду и так. Хоть прямиком в этой пижаме!
— Постой, послушай, — он подошел ко мне, присел рядом, и во мне проснулось еле сдерживаемое желание заехать кулаком в его лицо. — Что ты знаешь про звукокоды? Что ты знаешь про массовое оболванивание людей?
— Мне этих знаний на всю жизнь хватит! — крикнула я. В моей памяти проплыл тот момент, когда я смотрела на удаляющуюся взлетную полосу аэропорта «Борисполь», и по моей щеке скатилась слеза. Хотелось уткнуться в подушку и реветь, как маленькая девочка. За всем, что было оставлено в прошлом. За мамой, которая давно меня похоронила, за кошкой Буськой, за соседкой Наташей, которая теперь, надеюсь, хорошо ухаживает за ней.
— Звукокоды — разумные существа, — с некой особой четкостью произнес Иваныч. — Живые и разумные. А знаешь, что это значит? Размножение. Медленная экспансия. По сути, код является живым звуковым вирусом. И части вируса живут в каждом человеке на Земле. В тебе, во мне, в любом. Они выполняют свою функцию — оболванивают одних, усиливают вторых, маскируют третьих. Не важно. Это часть живого существа, живущая в каждом землянине! Маниане, как тебе известно, искусственная раса, но кто их создатели?
— Звукокоды создали маниан? — прошептала я про себя.
— Именно, — продолжил Иваныч. — Не представляю, зачем они делают то, что делают. Но именно это нам и предстоит выяснить, а сейчас другого варианта, кроме как послать тебя в центр, просто нет.
— Послушай, — я посмотрела ему в глаза и поняла, что впервые в жизни назвала его на «ты». Сейчас он не был мне ни авторитетом, ни начальником, ни кем-то вышестоящим. Обычный человек, к тому же поведенный на своей борьбе. — Мне плевать, что задумали звукокоды, маниане, вы. Я просто хочу нормально жить. Найдите себе кого-нибудь другого, того, кто будет получать от этого удовольствие так же, как и вы. Я так понимаю, за мной никто не охотится, того киллера в Праге послал сам Стас, значит, я дальше смогу спокойно жить.
— Ты не понимаешь, что это касается каждого? — спросил он.
— Стас говорил мне то же, — ответила я.
— Стас отчасти сказал тебе правду. Это касается человечества в целом. Не знаю, что они планируют, но явно ничего хорошего для нас. Представь, что завтра они напустили на мир эпидемию. Или обрушили мировую экономику. Начали третью мировую войну. А мы могли это остановить. Могли, но не стали, испугались. Каково будет тогда тебе?
— Используйте кого-то другого! Ведите ваши войны сами! — всхлипывая, огрызнулась я.