Ключи от цивилизации
Шрифт:
Нерастраченное щедро раздавала и не жалеет. А Илью жаль. Нет его. И был ли, сквозь толщу лет уже не разглядеть. Возможно, лишь привиделся, придумался, и некого за то винить. Порой и день меняет человека, ночь мир окрашивает в другой тон, а новый день смывает предыдущий. Не на кого сетовать. Разумная система, в которой трудно жить человеку, но человечеству легче выстоять.
Нет, она не рассердилась, не возмутилась рассказу Ионы, и даже приняла его как одну из возможных версий, но точно знала — даже если так, причины веские на то. Возможно и ее "сольют, скинут", но что один в разрезе вековом в массе миллиардов жизней? Не велика цена один за миллиард.
Стася пододвинула кувшин к себе, хлебнула кислого вина прямо из горла и, уставившись на Теофила, повторила:
— Женись и заведи детей. Успей их научить любить и верить, по совести жить своей, а не чужой, которой порой вовсе нет, мираж один, обманка. Ну, вроде попращалась… Пошла, — и хлопнув ладонями по столу встала. Локлей нахмурился:
— Уходишь?
— Да. Иону гони в шею. Руки не марай, но здесь не оставляй.
И двинулась из зала. Граф рванул за ней:
— Как?… Подожди!… Мой ангел!…
— Тс! — развернувшись к нему, палец к губам приложила, погладила, прощаясь, по щеке. — Спасибо тебе.
— Останься!…
— Нет. Нельзя мне. Не могу.
Больно.
Взять и порвать, вычеркнуть разом — тяжелей и легче. Нужно лишь суметь и сделать первый шаг, а затяни агонию, она тебя проглотит, утянет в бездну больных эмоций, самоедства, упреков, собственной вины, всего того, что можно избежать, если не дать им разрастись, пресечь в зачатке. Да, больно, горько, жутко, как по живому да ножом. Но месяц, два, пусть год — и боль затихнет. Конечно, если понимаешь, что выхода иного нет. А его нет и быть не может, потому что будущего у нее с Ионой нет. Они чужие, разные настолько, что говорили, словно на двух разных языках. Вот жизнь! Пять лет потратить ожидая… разговора, что уложился в пять минут.
Забавно, — улыбнулась горько.
— Прости, но мне пора идти.
Развернулась, и юбки приподняв, двинулась вверх по лестнице, в башню, ступая медленно и тяжело, как будто шла по углям.
— Иона… Если он тебя обидел!…
— Он сам себя обидел, — кинула через плечо.
Теофил растерянно смотрел ей вслед и все понять пытался, что случилось. А в то, что сейчас, сегодня, она исчезнет насовсем, поверить не мог, он мысль об этом допустить боялся.
— Станс!! — закричал и только слуга нос высунул из дверей, бросил. — Иону Ферри гнать в шею!! Сейчас же!
И поспешил за Стасей.
Русанова вытащила сундук из тайника, надела брюки, майку, жетон на шею нацепила и выставила куртку — лоскуты. Смысл одевать?
Теофил увидев это замер у дверей — пронзило его, как молнией:
— Все-таки уходишь?
— Да, граф, загостилась, — кивнула, отложила куртку и взялась за ботинки. — Как подумаю — домой и, легче. Значит, правильно решила.
— Из-за Ионы? Что он тебе?!
— Ничто, ты прав.
— Ты на него обиделась, из-за него расстроилась? Он грубиян, простолюдин, что хочешь? К тому же, не в себе, жену похоронил…
— Жену?
— Да, дальнюю родственницу графа Тулузского…
Стася замерла, задумалась и улыбнулась: уникальная ты, дура, Русанова! И засмеялась: молодец, Илья, уверена, не пропадешь. Удачи!
Натянула ботинки, застегнула: ну вот и все. Последняя точка поставлена.
Вдела наушник и включила рацию в часах.
— База. База я пять дробь шесть, нужна «зеленка».
И покосилась на расстроенного Теофила, что не разделял ее веселья, не понимал его причину и видно готов был удержать ее силой, но не смел.
— Идите граф, — подошла к нему. — Здесь расстанемся, довольно мучиться, я и так слишком загостилась. Что ж вам подарить?… — огляделась и сорвала с куртки эмблему. — Вот, — вложила в руку. — Придет время, когда на изображением лабиринтов будут ломать головы, а вы оставьте это своим наследникам и передайте, что лабиринт всего лишь время, в котором рождаются и умирают людей, скитаются, сходятся, расходятся, идут от периферии к центру по спирали — взрослеют, зреют их души, и ищут вечно непонятно что: то ли выход из тупиков и лабиринта собственных иллюзий, то ли власти над самим временем. Кому-то удается, они и умирая переживают века, тысячелетия. Как жил такая память после смерти, — поцеловала его в щеку, погладила, прощаясь по груди. — Спасибо вам и будьте счастливы.
Жаль, что нельзя его с собой забрать. Должны же жить в истории не только Ионы, но и Теофилы? Иначе, зачем все?
— Я люблю тебя! Если б ты осталась, ты бы уверились в том, оттозвалась…
Женщина поморщилась:
— Благодарю покорно. Не до любви мне, граф. Работа ждет.
И резко вытолкала мужчину за дверь, прикрыла, заблокировав какой-то палкой. Теофил закричал, начал биться, но Стася заставила себя не обращать внимания, отошла к окну и повторила:
— База! Пять дробь шесть на связи. Домой хочу, ребята. Дайте «зеленку» патрульной.
Глава 19
Патруль обедал. Чиж хмуро жевал отбивное, поглядывая по сторонам. Ян расстроено ковырял тефтель — еще бы, Ларису отправили в отряд охраны периметра и страсть парня не получила продолжения.
— "Ромео"? — уставился на него Сван. — Не скучай, придет новая «Джульетта».
— Ага. Начальство позаботится, — подтвердил Иштван. — Правда, командир?
Иван тяжело глянул на него и опять уткнулся в тарелку с супом.
— Смотрю, сегодня все не в духе, — бросил Ян.
— На стрельбах погоняли, будь здоров, — согласился Борис.
— Нормально, — вставил Чиж.
— Кто «за» устроить вечером с «синими» соревнованья? — внес предложение Пеши.
— В чем соревноваться будем?
— Любой вид спортивной игры.
— Вы сегодня еле ползаете, — глянул на него капитан.
— Не выспались.
— Значит, отбой в девять вечера.
— Суров, — с сарказмом бросил Сван.
— А может, ну их, соревнования, к девчонкам из отдела диспетчерской службы сходим? — выдвинул свое предложение Борис.