Ключи Пандоры
Шрифт:
Женщины многозначительно переглянулись, а старшая, сладко улыбаясь, свернула на проторенную дорожку.
— Многие люди, конечно, понимают, что панацея от всех болезней — природа, но, к сожалению, не все в состоянии оценить силу ее любви. Человек потакает своим слабостям и жертвует теми возможностями, которые дает ему светило, — заученно частила Ярилова поклонница. — Это и есть греховное падение, когда ради временного упускается вечное; ради фантомов скоротечной жизни земной приносится в жертву бессмертие духа, которое дарит нам матушка-земля. Солнце сияет с небес, наполняет нас любовью, заставляет любовь распускаться
— Долго находиться на солнце — опасно! Можно схлопотать ожоги и тепловой удар! — безжалостно прервала ее Юля. — А вред вегетарианства доказан научно!
И на всякий случай поднялась ступенькой выше. Сестра Эсмеральды не отступала, а улыбка превратилась в неприятный оскал. Глаза ее горели, лицо покрылось пунцовыми пятнами. Она воздела руки к небу и принялась трясти ими, как цыганка кастаньетами, и вопить, точно безумная:
— Да воссияет Ярила на утренней заре! Да воздаст он красоту и молодость!
Тут Юля не выдержала и откровенно расхохоталась:
— Да? Чего ж он не воздал и вам чуток красоты?
В глазках бутылочного цвета сверкнула ярость, но сестра Эсмеральды уже пришла в себя, растянула губы в деревянной улыбке, сунула руку в корзинку и извлекла оттуда листовку, отпечатанную на принтере.
— Прочтите откровения нашего духовного наставника, тогда, возможно, найдете в себе природу, которая рвется наружу безгрешным дитятей! Сбросьте ненужную шелуху, впустите в себя солнце!
Ее голос неестественно вибрировал, порою срываясь на визг. Она порывалась сунуть бумажку Юле, но та упорно отталкивала ее руку.
— Антясова, Богатырева? Опять здесь шляетесь? — послышался за спиной резкий окрик. — Снова к людям пристаете с этой хренью? Смотрите, посажу на пятнадцать суток за хулиганство.
Глазки женщины потухли, словно разом выключили свет. Юля оглянулась на голос. Возле дверей опорного пункта стоял крепкий, лет пятидесяти мужчина в полицейской форме. Его толстощекое лицо недовольно хмурилось.
Женщины резво отступили от Юли. Но старшая жрица Ярилы все-таки нашла выход из ситуации и сунула листовку под дворники машины. Потупив взор в притворном смирении, обе прошли мимо полицейского и скрылись за углом дома. Правда, пару раз оттуда высунулись, причем младшая показала язык, пользуясь тем, что страж порядка ее не видел.
— Задолбали! — крякнул полицейский, снял фуражку и вытер платком потный лоб. — Ходят и ходят… Вы — Быстрова?
— Да! — кивнула Юля.
— Понятно! Корреспондент, значит? А я — капитан полиции Андрей Сергеевич Зернов, местный участковый. Вы их бредней не слушайте! Пойдемте в опорный пункт, там поговорим.
Юля последовала за участковым, который неторопливо открыл дверь и вошел внутрь помещения, но на пороге оглянулась. Из-за угла торчали два вороньих гнезда, слышались тяжелые вздохи и злобные шепотки, в которых несчастному Зернову отказывалось в бессмертии, дарованном матерью-природой.
Глава 10
В кабинете участкового было не менее душно, чем на улице. Солнце заглядывало в окна, гоняло ленивые пылинки по комнате. Те мельтешили и вспыхивали золотыми искорками на фоне выцветших графиков, плакатов и стенда «Их разыскивает полиция» с мрачными физиономиями, которые изуродовали судьба и скверный принтер. Зернов первым делом открыл форточку и включил вентилятор.
— Не закрывайте дверь, — сказал он Юле. — Пусть хотя бы чуть-чуть проветрится, а то дышать нечем.
Участковый налил в стакан теплой воды из графина и отпил с чувством гадливости. Вода облегчения не принесла, скатившись в желудок по разгоряченному горлу. Юля с сочувствием посмотрела на полицейского и даже подумала, не сбегать ли в машину за бутылкой минералки, но раздумала. Прогибаться перед незнакомым человеком не хотелось.
Зернов поставил стакан на тумбочку и сел за стол. Юля устроилась напротив, небрежно закинула нога на ногу, словно не сознавая убойности этого движения. Зернов, казалось, на миг перестал дышать. В тяжелой от жары голове мгновенно не осталось ничего, кроме мысли: надето ли под короткой юбочкой что-то кружевное или же…
Он поднял глаза. Юлия смотрела ему прямо в лицо и улыбалась недобро, с превосходством сытой кошки. Зернов мгновенно устыдился своих потных подмышек, лысеющего темечка, а главное — бесконечной и бесперспективной работы, не позволявшей тесно общаться с такими породистыми красотками в интимной обстановке.
Эх, горе горькое, полицейское! И вроде баб на участке полно — более десятка деревень на его попечении, есть за кого зацепиться, кого ущипнуть за соблазнительные места, кого потискать вроде как в шутку. Да и сами бабы так и льнули, так и заглядывали в глаза, хохотали игриво и норовили прижаться, но подобных той, что сидела напротив — львиц в женском обличье, — днем с огнем не сыскать. И дело не в тряпках, не в шикарной тачке под окном, не в смазливом лице и стройной фигуре. Что-то особенное было в городской журналистке, кого-то она ему напоминала, а он никак не мог вспомнить, кого именно? И вдруг словно вспышка озарила сознание! Конечно же, княжна — молодая, но властная, только попробуй слово сказать поперек! Да-да, именно, княжна, но княжна басурманская!
Зернов выдвинул один ящик стола, затем — другой, лишь бы отвести взгляд от лица журналистки. Имелось в нем что-то этакое, азиатское, слегка дикое и чертовски привлекательное. Миндалевидный разрез глаз, темные волосы, изящные брови, четкий рисунок губ и свойственная лишь восточным женщинам тонкая кость. Шемаханская царица, одалиска, гейша, которая наверняка греет постель кому-то из денежных мешков…
На гейше Зернов сбился и вернулся в реальность. Призвав на помощь всю суровость, на которую был способен, он кашлянул и строго сказал:
— Слушаю вас!
— Меня интересует убийство в деревне Миролюбово, — небрежно сказала гейша и улыбнулась так, словно спросила, почем нынче бриллианты в сорок каратов.
— Какое именно?
— А что, их там много случилось?
Суровость слетала шелухой. Гейша, она же княжна и одалиска, сидела напротив, смотрела ласково, сопротивляться не было желания. Зернов бросил взгляд на ее ноги, мысленно простонал и сделал последнюю попытку отбрыкаться.
— Уточните!
— Уточняю! Мужчину убили вчера ночью. Звали его Егором Михайловичем. Жил в Миролюбове. По слухам, его задушили.