Шрифт:
Сергей Прокопьев
Ключик на старт
негрустные рассказы
СОДЕРЖАНИЕ
От несерьезного автора
Коварное пиво
Привет, сердцеед
Билет Бухалову
А тебе-то что?
Ключик на старт
Бурлаки без Волги
Раймонда на бреге
Костюм всмятку
Романтическая история
Выстрел в ночи
Детектив с петухом
Прыжок со старта
Гонец
Олимпийский сервис
Катастрофа
Не шанежки хватать
Секс на баррикадах
Первый блин
Байбаки подземелья
Парижские страдания
Авария любви
На
Почти по Тютчеву
Коллегам по КБ ПО "Полет" посвящаю
ОТ НЕСЕРЬЁЗНОГО АВТОРА
Николай Петрович Патифонов и Владимир Петрович Мошкин инженеры-ракетчики заводского конструкторского бюро. Добрая часть жизни проходит в цехах, на полигонах, в военных частях. Николай Петрович - мужчина 56-го размера. Несмотря на впечатляющие габариты, еще в институте назвали его Кокой. Прилипло имечко, гвоздодером не отдерешь. И в двадцать - Кока, и в тридцать, и в пятьдесят. Владимир Петрович Мошкин и в тридцать 44-го размера, и в пятьдесят - таких же грациозных форм. Оба классные специалисты, при этом - все человеческое им не чуждо. На том, что не чуждо, и заострил внимание несерьезный автор на нижеследующих страницах.
КОВАРНОЕ ПИВО
– Пиво меня и подвело, - глядя в заоконную даль, сказал Кока.
– Как это пиво может подвести?
– поднял брови Мошкин.
– Да уж подвело на пути из Капъяра в Москву, - Кока пошаркал ногами под столом и начал рассказ.
– В декабре сделал я "ключик на старт", техруком был на пуске "Бархана", отметили мы это дело так, что еле успел на астраханский поезд. Вагон прицепной, а в купе попался полковник. И мне в дорогу пару литров "шила" сунули... Оздоровляемся потихоньку...
Душевная была в купе атмосфера. Собрались два мужика, на столе "шило", то бишь спирт, - изначально, вообще-то, он предназначался для промывки разъемов, да у кого рука поднимется лить такое добро почем зря на контакты. Дорога впереди длинная, колеса по ней стучат, и пейзажики за окном мелькают. Не заметили, как Волгоград замелькал, где стоянка час, а их вагон перецепляют к душанбинскому поезду.
Пока суть да дело с отцеплением-перецеплением, Кока с полковником пошли на базар. Капустки купили квашеной, арбузик соленый, леща сушеного. Лещ, слюнопровоцирующий красавец, прямо по мыслям бьет: пивка бы! И на тебе такое - в гастрономе у вокзала бутылочное! День солнечный с морозцем, и времени до поезда навалом. Сели мужички во дворе гастронома на лавочку, лузгают неторопко пивко с лещом... Хорошо! Производственные заботы, ау! Домашние хлопоты, ау! Можете не отзываться, мы не соскучились...
– С собой в дорогу мы тоже взяли портфель пива, - рассказывает дальше Кока.
– Поднимаемся не спеша по высоким ступенькам волгоградского вокзала, вдруг диктор, поганка, объявляет: "До отхода поезда "Москва - Душанбе" осталось пять минут". Распугивая под ногами путающихся пассажиров, метнулись мы на перрон. Колеса нашего поезда только-только начинают проворачиваться. Прыгаем на ходу в родной двенадцатый вагон, вдруг на пути костьми ложится проводник-таджик. "Ты что, - говорю, - зверюга, своих не узнаешь?" А он не узнает. Толкает нас в обратную сторону, в Волгоград. Тогда полковник, не говоря ни слова на это гостеприимство, а мужик был здоровее меня...
– Здоровее тебя только слон, - вякнул Мошкин.
– И полковник, - не смутился Кока, - берет он проводника за шиворот и на убегающий перрон опускает. Иди, говорит, посмотри мемориальный комплекс на Мамаевом кургане. Прорвались мы в родное купе, а там опять "здрасьте" посторонние живут. И моих вещей - сумки - нет. "Где?" - спрашиваю. Мямлят, что не было вещей. И тут я замечаю, что вагон плацкартный. И полковник обратил на это обстоятельство внимание. А мужик он горячий, москвич. "Я за купе платил!
– начал права качать.
– Они вагон поменяли!" Ногами затопал. Бабулька на топот говорит, что она из самой Москвы в третьем вагоне едет и он всю жизнь плацкартный.
– И тут я протрезвел, - сказал Кока.
– А чем ты раньше глядел?
– упал на стол от смеха Мошкин.
– Некоторые могли бы помолчать, - сурово заметил Кока.
"Некоторые" замолчали.
И вот почему. Как-то наладили Мошкина в двухступенчатую командировку. Вначале надо было залететь в Москву, передать бумагу военным, дальше маршрут лежал в Кзыл-Орду, на Байконур. Мошкин славно отработал первую, бумажную, ступень. На второй вышел пассаж. Семнадцать лет не видел Мошкин институтского однокашника Равиля Уразова, а тут в метро "Калужская" упали друг другу в объятия.
Уразов был специалистом по морским крылатым ракетам. Летел на Камчатку. Отмечать встречу друзья поехали в Домодедово. И прямым ходом в ресторан. Время общения на вес золота - Равилю до отлета оставалось три часа. "За лучший в мире Казанский авиационный!" "За славный девятый факультет!" "За великолепную шестую группу!" Чем дальше, тем труднее воспоминания пробивались через гущу тостов. Наконец, объявили рейс Равиля. Он полетел к своим плавучим ракетоносцам, а Мошкин, стараясь идти ровно, направился за билетом в Кзыл-Орду. Природа обделила его ростом и весом, зато наделила редким автопилотом. На заветное окошечко вышел точнее точного.
– В Кзыл-Орду, - попросил билет.
Дикция у Мошкина не театральная. Начало слова съедает, конец проглатывает, а середину жует. Было бы еще название типа Иваново. А то тюркское - трудное для русского языка. Особенно, когда язык выпивши.
– Кызыл?
– переспросила кассирша.
– Орда!
– мотнул тяжелой головой Мошкин.
Но у него получилось ближе к "ага".
На что кассирша выдала билет до Кызыла и поторопила:
– Регистрация уже началась.
– Кзыл-Орда?
– с остекленевшим взором Мошкин подрулил к стойке.
– Ага-ага, - ответили ему.
В самолете Мошкин безмятежно спал, а когда вышел на вольный воздух, увидел, что пейзажик вокруг него не тот. Вместо плоских казахских степей непонятная гористость.
– Мы где?
– тупо спросил Мошкин проходящую мимо женщину.
– В Кызыле, - шарахнулась та в сторону от странного любопытства.
– А-а-а, - протянул озадаченно Мошкин.
Через десять часов, среди кромешной ночи, у Коки раздался вкрадчивый телефонный звонок.
– Это я, - таинственно раздалось в трубке, - Мошкин.