Кн. 8. Рассказы
Шрифт:
Говоря это, он не смел взглянуть Моргану в глаза. Оба напряженно уставились в противоположные углы комнаты. Наконец их взгляды скрестились.
— Послушайте, Фирмен, я стараюсь не вмешиваться в чужие дела, — заговорил Морган, садясь на уголок стола Фирмена. — Но черт побери, дружище, вменяемость — это вопрос, который затрагивает всех. Все мы под Богом ходим. — Эта мысль, казалось, укрепила Моргана в его убеждении. Разгорячившись, он подался к собеседнику. — Вы знаете, на мне лежит ответственность за множество сотрудников. За последний год вы третий раз находитесь на испытании. — Он заколебался. — Как это началось?
Фирмен покачал головой.
— Не знаю, мистер Морган. Жил себе помаленьку, тихо и спокойно — и вдруг стрелка полезла вверх.
Подумав, мистер Морган тоже покачал головой.
— Не может быть, чтобы так сразу, ни с того ни с сего. Вы проверяли мозговую ткань?
— Меня заверили, что никаких органических изменений нет.
— Лечились?
— Чего только не перепробовал, — сказал Фирмен. — Электротерапия, психоанализ, метод Смита, школа Раннеса, Девиа-мысль, дифференциация…
— И что вам сказали? — спросил Морган.
Фирмен вспомнил нескончаемую вереницу терапевтов, к которым он обращался. Его обследовали со всех точек зрения, разработанных психологией. Его усыпляли наркотиками, подвергали шоку и обследовали, обследовали… Однако все бурные усилия сводились к одному…
— Не разобрались.
— Неужели они вовсе ничего не могли сказать?
— Во всяком случае немногое. Врожденное беспокойство, глубоко скрытые комплексы, неспособность внутренне принять status quo. Все сходятся на том, что я негибкий тип. На меня не подействовала даже реконструкция личности.
— А как прогноз?
— Не слишком благоприятен.
Морган встал и принялся расхаживать по кабинету, заложив руки за спину.
— Фирмен, я думаю, это вопрос вашего внутреннего отношения к миру. Действительно ли вы хотите стать винтиком в нашем слаженном механизме?
— Я испробовал все…
— Конечно. Но хотели ли вы измениться? Приобщение! — воскликнул Морган и стукнул о ладонь кулаком, будто припечатал это слово. — Хотите ли вы приобщиться?
— Едва ли, — ответил Фирмен с искренним сожалением.
— Взять хоть меня, — серьезно сказал Морган, широко расставив ноги перед столом Фирмена. — Десять лет назад это агентство было вдвое больше нынешнего и продолжало расти! Я работал как одержимый, увеличивал фонды, умножал ценные бумаги, вкладывал капитал, расширял дело и делал деньги, деньги и снова деньги.
— И что же случилось?
— Неизбежное. Стрелка подпрыгнула с двух и трех десятых до семи с гаком. Я встал на дурной путь.
— Закон не воспрещает делать деньги, — заметил Фирмен.
— Безусловно. Но существует психологический закон против тех, кто делает их слишком много. Современное общество к таким вещам не приспособлено. Из расы вытравили почти всю жажду конкуренции, всю агрессивность. В конце концов скоро будет сто лет, как установлен status quo. Все это время не было ни новых изобретений, ни войн, ни существенных изменений. Психология нормализует человечество, искореняя безрассудные элементы. Так вот, с моими склонностями и способностями это было все равно что… все равно что играть с младенцем в теннис. Меня невозможно было удержать.
Лицо Моргана раскраснелось, дыхание стало прерывистым. Он овладел собой и продолжал более ровным тоном:
— Понятно, мои поступки были продиктованы патологическими причинами. Жаждой власти, чрезмерным конкурентным азартом. Я прошел Подстановочную терапию.
Фирмен заметил:
— Не вижу ничего ненормального в желании расширить свое дело.
— Боже правый, дружище, да неужели вы ничего не смыслите в Социальной вменяемости, в Ответственности и Укладе стабильного общества? Я был на пути к обогащению. Разбогатев, я мог бы основать финансовую империю. Все вполне законно, понимаете ли, но ненормально. И кто знает, до чего бы я докатился? Быть может, в конечном итоге — до косвенного контроля над правительством. Я бы захотел изменить психологическую политику в соответствии со своими аномалиями. Представляете, к чему бы это привело?
— И вы приспособились, — сказал Фирмен.
— Я мог выбирать между Хирургией мозга, Академией и приспособлением. К счастью, я нашел выход своим склонностям в спортивной борьбе. Я облагородил свои эгоистические комплексы, направив их на благо человечества. Однако вот к чему я клоню, Фирмен. Ведь я приближался к красной черте. Но я приспособился, прежде чем оказалось слишком поздно.
— Я бы с радостью приспособился, — ответил Фирмен, — если бы знал, что со мной происходит. Беда в том, что диагноз неизвестен.
Морган долго молчал, что-то обдумывая. Наконец он сказал:
— Мне кажется, вам нужен отдых, Фирмен.
— Отдых? — Фирмен мгновенно насторожился. — Вы хотите сказать, что я уволен?
— Нет, разумеется, нет. Я хочу быть справедливым и поступать как порядочный человек. Но у меня здесь хозяйство. — Неопределенный жест Моргана означал — агентство, здание, город. — Безумие подкрадывается незаметно. На этой неделе у нескольких наших сотрудников уровень повысился.
— И очаг инфекции — это я.
— Мы должны подчиняться правилам, — сказал Морган, распрямляясь перед столом Фирмена. — Жалованье вам будет поступать до тех пор, пока… пока вы не примете какое-либо решение.
— Спасибо, — сухо произнес Фирмен. Он встал и надел шляпу.
Морган положил руку ему на плечо.
— Вы не задумывались об Академии? — негромко спросил он. — Я хочу сказать, если больше ничего не поможет…
— Раз и навсегда — нет! — ответил Фирмен, заглянув прямо в маленькие голубые глазки Моргана.