Книга 3. Дом с фиалками
Шрифт:
Он же лениво сказал, что если даже пинками выгонит Майку, она прошляется всю ночь под фонарями, сдохнет на морозе под забором, но на такое дело не пойдет.
– Я не пойду. – Майка пришла в отчаяние, видя, что он не шутит.
– Пойдешь, – спокойно, как о давно решенном деле, сказал он. – Еще как пойдешь. Бегом побежишь. Я так хочу.
– Нет. Нет. Нет. Нет. Нет.
– Пойдешь. Пойдешь. Пойдешь. Пойдешь! – завопил он. Слишком легко ему доставался выигрыш. Он кричал, что у него нет денег, нету, кончились, он выворачивал
– Я устроюсь на работу, завтра же. Я заработаю, – Майка бросилась к выходу, готовая с вечера занять очередь на бирже. Он перехватил ее у двери:
– Если ты не поедешь с ним, я тебя выгоню. Ты меня знаешь, я слов на ветер не бросаю.
…Она вернулась под утро оцепенелая, как неживая. Он указал ей на приготовленную сумку.
– Уходи. На кой черт ты мне теперь нужна? Убирайся. И не вздумай прятаться за поленницей – удавлю.
САША
Все выглядело вполне благопристойно.
Ближе к вечеру она отправлялась в парк, садилась с журнальчиком на «свою» скамейку. Через некоторое время подваливал «карась», а то и «сомик» – в зависимости от щедрости и толщины кошелька: заготовленный Веркой и Светкой клиент. Елейным голоском спрашивал разрешения присесть. У Саши дрожали от смеха уголки крашеных губ, и кавалер веселел тоже. Начинался игривый диалог, заканчивающийся минуты через три неизменным результатом.
– Девушка, а девушка!
– Что, юноша? – Ответ, по ее мнению, достаточно остроумный, особенно если спрашивающему было за пятьдесят.
– Откуда у вас, девушка, простите, такие… ножки?
– Купила, – скромно признавалась Саша.
– Да что вы говорите?! – страшно изумлялся сосед. – И почем, если не секрет?
Саша, понижая голос, осторожно говорила:
– Ерунда, полторы тысячи штучка.
– Ага, – глядя на длинные, эффектно закинутые одна за другую Сашины ноги, соображал клиент. – Значит, пара этих ослепительных, вкусных, сахарных ножек стоит три тысячи… На ночь?
– На час, – обижалась Саша. – За ночь шесть берем…
– Дороговато, но знаете, кажется, мы с вами договоримся и т. д.
По возвращении Саша скидывала колготы, мятую, провонявшую кислым козлиным духом кофту, лифчик, трусики – ах, скорее вон эту грязную одежду, которая липнет, пачкает, душит, душит тело – и, голая, неслась за занавеску к рукомойнику мыться с головы до ног. Выползти бы, как змее, из собственной кожи, как Царевне-лягушке, сжечь ее. А самой скорее – в прохладное свежее белое платье, непременно белое как снег!
Бренча соском умывальника, фыркая, рассказывала подружкам о подробностях последней ночи, не прорезалось ли чего новенького в репертуаре. Те
Себя они считали вышедшими на заслуженный отдых. Потихоньку Саша пристрастилась курить и пить вместе с подружками. Дошло до того, что однажды какая-то сволочь дала ей сорок лет вместо ее семнадцати.
Как-то она очнулась оттого, что ее не слишком вежливо трясли за плечо, так что уроненная на грудь голова тряпкой моталась из стороны в сторону. Она с усилием подняла мутные, осовелые глаза – и увидела, что сидит в автобусе, а рядом стоят водитель, милиционер, еще какие-то люди в повязках на руках. Услышала, как над ее головой раздельно произнесли:
– Ее бы керосином облить и поджечь. Как крысу. Такие СПИД и разносят.
Саша зажмурилась и съежила узенькие плечи. Ниже этого катиться было некуда.
Ниже этого катиться было некуда, если бы, по счастливому стечению обстоятельств, в число Светко-Веркиных клиентов, приготовленных для Сашки-мочалки, чья котировка в последнее время резко пошла на убыль, не попал местный авторитет Виктор Хотиненко, прозванный в блатном мире «Юсуфом», хотя никакого отношения к Средней Азии не имел, и внешность имел самую европейскую.
Он велел отпарить и отмыть Сашу, волосы из серо-буро-малиновых перекрасить в натуральный рыжий цвет. Пригрозил страшно, непонятно: «Увижу хоть раз пьяную – наизнанку выверну и высушу». Купил для нее квартирку в центре города, приодел, записал на курсы английского и секретарей-референтов.
Теперь Саша в строгом, еще более удлинявшем ее фигуру костюме, с гладкой – насколько можно было пригладить огненную гривку – прической, без грамма косметики, с постно опущенными глазками – безотлучно сопровождала Юсуфа в его бизнес-встречах и поездках, всюду притягивая мужские восхищенные взоры.
Впрочем, иногда Сашу «заносило»: могла взять билет на поезд дальнего следования и исчезнуть на неделю-другую. Выхоленная, разодетая, она могла украсть в магазине самообслуживания дешевую вещицу просто потому, что эта вещь плохо лежит. Или в паричке и темных очках с радостным писком встречалась-обнималась у гостиницы с бывшими товарками.
После этого некоторое время Юсуф ездил на деловые встречи без очаровательного длинноногого сопровождения. Избитая до полусмерти, не однажды резанная ножом, Саша отлеживалась в гнездышке, зализывала язычком раны и синяки.
В последний месяц машину Юсуфа расстреляли в центре города, и он скрывался в районе, именуемом в городе «Гарлемом», выбрав для проживания самый старый и грязный, предназначенный под снос дом.
ВСЕ ТОЛЬКО НАЧИНАЕТСЯ