Книга Авроры
Шрифт:
«..когда я очнулась, то не сразу поняла где я, а крылья за спиной вызывали больше зуд, чем удивление..»
«..Калиго был первым, кто протянул мне руку помощи..»
«..демоны относились ко мне с явным пренебрежением, они держутся гораздо высокомернее ангелов, хотя по существу являются более слабыми..»
Калиго. Я вернулась на первую страницу – она уже упоминала это имя.
Но больше пугало то, что в результате история представала чем-то, вроде мемуаров. Потому что закончилась она тем, что бабушке
Я захлопнула блокнот.
– 3-
– Ясно.. – папа, нахмурившись, листал страницы блокнота, а я наблюдала за его реакцией.
Я так разнервничалась, что кинула в портфель лишь пару других книг, главным образом зацепившись за этот блокнот. Я решила вначале показать его отцу – так как реакция мамы была слишком предсказуема.
В середине блокнота он так же задержал внимание на тех карикатурах, что были нарисованы от руки. По большей части это была одна и та же фигура. Нечто, похожее телом на человека, однако голова делилась на две части. Над одной была половина нимба, из другой торчал огромный рог, а лицо было искажено отвратительной гримасой. Один глаз она усиленно закрасила синим (где нимб), а другой красным. Одна рука была протянута в сторону с раскрытой ладонью, а вторая сжата в кулак. Нога той половины, где был рог, оказалась копытом, а конечность существа с нимбом была представлена человеческой.
Все карикатуры были подписаны одинаково – Дарнордс.
Я помню, о нем на первой странице тоже была заметка. Ангел-демон. Судя по карикатурам, он был чем-то определенно нехорошим, хотя по ходу истории в блокноте о нем ничего не сказано.
Отец нахмурился еще сильнее, разглядывая эти рисунки, после чего захлопнул блокнот и глубоко вздохнул.
–Это вроде как одна из бабушкиных историй – начала я возбужденно – она ее, очевидно, написала после.. всего. Но она не похожа на предыдущие. Она говорит об этом, словно в реальности, и..
– Ати – отец печально качнул головой, отложив блокнот на столик и положил руку мне на плечо – детка, я понимаю, это не то, что ты хочешь услышать о своей бабушке, но сдается мне, мы все это давно поняли. Твоя бабушка была писательницей и очень хорошей, но к старости перестала отличать реальность от своих историй. Такое случается с теми, кому уготована не слишком благородная старость и у кого вдобавок слишком живо работает воображение, понимаешь?
– Да – кивнула я. Множество таких историй знала, старческое слабоумие, деменция, вечерняя спутанность, как это только не называют.
– Это прекрасные истории – продолжил он – но существуют они лишь в ее воображении, и пока твоя бабушка была в своем рассудке, они не покидали его стен, но когда ей стало.. немного хуже, они выбрались наружу и запутали ее. Вскоре она и сама не помнила, где правда, а где вымысел. Увязла в своих сказках. Стенка, отделяющая ее истории от реальной жизни упала, но сдается мне, это не самый плохой конец для нее.
Он снисходительно улыбнулся.
– Она искренне любила свои истории и если под конец жизни и правда стала считать, что была участницей и свидетельницей одной из них – значит, была счастлива. А на остальное.. – он кивнул на блокнот –
Я знала, что бабушка была не в себе, но не проводила с ней столь много времени, чтобы понять насколько.
– Она что.. – нахмурилась я – сошла с ума?
– Я бы так не сказал, милая – уклончиво протянул отец, говоря о своей матери – думаю, это профессиональный недуг. Да и какая теперь разница, правда?
Я кивнула.
– Я возьму? – я потянулась к блокноту.
– Конечно, милая.
Я уже собиралась выйти из комнаты, но в последней момент неуверенно повернулась обратно к отцу.
– Она говорила тебе что-нибудь об этом? – спросила я.
– О чем?
– О чем-то таком.. – неоднозначно пожала я, припоминая, как она просила меня наклониться и сообщала, что там ее уже заждались – что говорило бы о том, насколько она не в себе.
– Под конец она много чего говорила – вздохнул отец – и не только мне. Но не она первая и не она последняя. Старость скашивает любого, Атиль, не следует так эмоционально к этому относиться. Считай, что ты просто получила новую сказку.
– Мне не нравится эта сказка – честно призналась я – эта история.
– Тогда просто забудь о ней – посоветовал он.
Я ушла в свою комнату и положила блокнот в шкафчик. Конечно, можно было изменить бабушкино имя на какое-то другое, и посмертно выпустить ее последнюю историю в знак памяти о ней, но мне правда она не нравилась. Она показывала – лично мне – насколько бабушка была не в себе. Здесь уже работало не ее воображение, а ее болезнь. И поэтому вряд ли это можно было назвать ее творчеством.
К тому же, многое для публикации в этой истории оставалось непонятным и незаконченным, хотя бабушка всегда считала – что самое главное, это свести все ниточки в финале. Здесь же не сводилось большинство ниток, отсутствовал сюжет, как таковой, и многое было непонятным. Именно что записки сумасшедшего, но никак не цельное произведение.
– Пусть остается 120 книг – буркнула я себе под нос, закрыв шкафчик – еще одна ни к чему.
– 4-
Следующий раз про блокнот я вспомнила лишь тремя неделями спустя, когда дом бабушки уже окончательно был передан (продан) той самой семье, с которой ранее был заключен предварительный договор. Если до этого момента родители еще могли передумать, заплатить штраф или что-то там, положенное после принятия залога, то теперь наша семья не имела никакого отношения к сооружению у озера, в котором целых сорок лет жила моя бабушка, известная миру больше как писатель-фантаст Аврора Онрат.
Мама не скрывала своей радости на счет этой сделки, отец предпочел в тот день сохранять нейтралитет, потому что, очевидно, какой-то своей частью все-таки был бы не против переехать в дом своей матери. Я же открыто демонстрировала свою неприязнь к завершению этой продажи.
Конечно же, никому не было до этого дела. Мама продолжала лелеять свою мысль на тот счет, что пора бы мне и переехать уже, начать самостоятельную жизнь, а не пытаться влиять как-то на решения своих родителей. Я бы согласилась, если бы речь шла о покупке какой-то мебели или даже перепродажи их собственного дома, но все-таки к дому бабушки мы все имели одинаковое отношение.