Книга царя Давида
Шрифт:
До конца Аменхотеп не договорил. Он поднялся и встал передо мной, стройный, изящный, утонченный — от макушки до подошв своих сандалий.
— С тех пор как мне раздавили мошонку, я не верю ни в какого бога, ни в Яхве, ни в Ра.
Сказав это, он ушел.
Царский гарем охватывал кольцами круглый зал, в центре которого тихонько журчал фонтан. Видимо, предусматривалось возможное расширение; по мере того как увеличивалось количество жен и наложниц Соломона, росли одно за другим и кольца пристроек. Со временем здесь просто не хватит воздуха, уже сейчас кисловатая смесь запаха пота и различных благовоний теснила грудь.
Аменхотеп ушел доложить принцессе Мелхоле о моем приходе и, судя по всему,
— Не навлекай на себя беду, красавица. К тому же я отец семейства, да еще книжник.
Как раз в эту минуту возвратился Аменхотеп.
— Прочь отсюда! — рявкнул он. Девица задрожала от испуга и исчезла так же внезапно, как появилась.
— Что она говорила? — быстро спросил Аменхотеп.
— Ничего, — ответил я, — только поманила своим розовым пальчиком.
Евнух облегченно вздохнул. Знаю ли я ее? Я не знал, поэтому он объяснил:
— Это, Ефан, самая глупая женщина в Израиле. Ее зовут Ависага. В свое время ее выбрали, чтобы она лежала с царем Давидом и согревала его, потому что он был уже стар и слаб. Не секрет, что от ее пыла ничего царю не передалось, весь ее телесный жар остался при ней и жжет ее чрево. Однако никому не позволено потушить этот огонь, ибо она возлежала с царем Давидом, а значит, вошедший к ней заявит тем самым притязания на царство Давидово и его престол, на котором ныне восседает Соломон. Только Ависага никак не желает понять своего положения и обратила взоры на старшего брата Соломона принца Адонию, у которого без того полно неприятностей. Адония соблазнился ее прелестями и без конца шлет ей записки — то через обувщика, то через пирожника, то через прачку, то через золотаря, то через цирюльника, ей все равно через кого, мне же приходится перехватывать ее послания, и она знает, что я их перехватываю и что все это плохо кончится, однако продолжает свое дело, ну, не глупо ли?
Никому не дано постичь женское сердце, сказал я; Аменхотеп мрачно согласился и проводил меня в скромные покои с низенькими столиками, мягкими коврами и подушками, после чего вновь ушел.
ВТОРАЯ БЕСЕДА С ПРИНЦЕССОЙ МЕЛХОЛОЙ, СОСТОЯВШАЯСЯ В ПОКОЯХ ЦАРСКОГО ГАРЕМА И ЗАПИСАННАЯ ЕФАНОМ, СЫНОМ ГОШАЙИ
Вопрос: …Это вы придумали положить в постель деревянную статую вместо вашего мужа?
О т в е т: Да, Давид не ожидал, что мой отец, царь Саул, решится действовать. Давид уповал на Господа, который всегда покровительствовал ему, но Ионафан известил его о намерении Авенира…
Вопрос: И что тогда?
Ответ: …И тут воин, сразивший в уплату за меня сотни филистимлян, совершенно растерялся. Я обняла его, словно малого ребенка, принялась уговаривать: «Тебе надо бежать, муж мой, возлюбленный мой, ибо если не спасешь ты души твоей в эту ночь, то завтра будешь убит».
Вопрос: Неужели сам он не сделал заранее никаких приготовлений к бегству? О т в е т: Его мул стоял на царской конюшне, меч остался у оружейника, дома не нашлось в дорогу даже хлеба. Царские сыщики охраняли вход, поэтому я выпустила его через окно, а на кровать положила деревянную статую и укрыла ее.
Ответ: Утром, когда ищейки Авенира притащили меня к отцу, царю Саулу, я подумала, что так оно и будет. Ионафан стоял рядом с отцом, а тот кричал: «Зачем ты известил Давида, зачем предупредил его?» Ионафан ответил: «За что умерщвлять его? Что он сделал?» Тогда Саул разгневался еще больше и сказал Ионафану: «Ты сын негодный и непокорный! Разве я не знаю, что ты любишься с сыном Иессеевым на срам себе и на срам матери твоей?» Тут мой отец бросил свое копье, но промахнулся, и Ионафан в великом гневе ушел от него. Тогда отец обратился ко мне и спросил: «Для чего ты обманула меня и отпустила врага моего, чтобы он убежал?» Я ответила, что Давид грозил убить меня, если я ему не помогу. Отец вскричал: «Вот позор царю! Все вы сговорились против меня, и никто не открыл ушам моим, что мой сын связался с изменником, и нет среди вас ни одного, кого я пожалею». Горечь была в словах отца и мука в его глазах. Он раскачивал головой, будто медведь, раненный стрелою в шею; его взгляд упал на пажа, который испуганно жался к двери; отец поманил его и спросил: «Ты чей?» Тот ответил: «Я — Фалтий, сын Лаиша из Таллина, и раб ваш». Фалтий косил одним глазом, зубы у него были кривые, и сам он весь как-то кособочился. Тут мой отец сказал: «Отдаю эту женщину Мелхолу, мою дочь, тебе в жены, чтобы она служила тебе». И Фалтий пал предо мною на колени и целовал мои ноги. До сих пор помню прикосновение его губ, горячих и дрожащих.
Здесь следует упомянуть некоторые не вполне ясные сведения о пророке Самуиле, собранные мной.
Во всяком случае, известно, — и принцесса Мелхола подтвердила это, — что Давид, спасаясь бегством от Саула, останавливался у Самуила в Раме. Однако никто не знает, что же именно произошло там и правда ли, будто парь Саул тоже побывал в этом храме, где на него якобы сошел Дух Божий, отчего «Саул снял одежды свои и пророчествовал перед Самуилом, и весь день тот и всю ту ночь лежал на земле неодетый».
Я наведался к Садоку, надеясь, что он располагает какими-либо документами на сей счет. Однако Садоку мой интерес показался безрассудным — ведь мы, дескать, занимаемся историей Давида, а не Саула. Распря с Саулом — часть истории Давида, возразил я. Саул трижды посылал своих сыщиков в Раму схватить Давида; трижды сталкивались те на дороге с толпой юродствующих пророков во главе с Самуилом, и каждый раз на сыщиков сходил Дух Божий, отчего они тоже начинали юродствовать. Тогда, говорят, об этом донесли Саулу; он сам отправился в Раму, где и на него сошел Дух Божий; отсюда повелась поговорка: «Неулсели и Саул во пророках?»
Садок улыбнулся и сказал:
— Ты же все знаешь и без меня, Ефан. Зачем спрашиваешь? Я ответил:
— Надеюсь, вы не станете всерьез утверждать, что орда чумазых юродивых, которые закатывают глаза, кривляются, пускают пену изо рта, могут произвести на царя столь сильное впечатление. Это же сумасшествие какое-то.
— А если царь к тому времени и впрямь начал сходить с ума? — Садок вновь улыбнулся. — Разве не безумие кидать копье в собственного сына? Разве не безумие гнать Давида, единственного, кто мог усмирить злого духа?
Мне вспомнились донесения Авенира царю Саулу. Известно ли Садоку, в какие игры играл Давид со злым духом, угнетавшим царя? Я взглянул на Садока, но его лицо оставалось непроницаемым.
— Неужели такой человек, как пророк Самуил, — продолжал я, — влиятельный, известный священнослужитель, в прошлом высший судья Израиля и советчик народа, способен пасть до того, чтобы связаться с кучкой одержимых?
Садок сложил на животе свои жирные руки.
— А разве Самуил не был одержим Духом Господа, когда изрубил в куски Агага?