Книга царя Давида

Гейм Стефан

— У тебя нездоровый вид, Ефан, супруг мой, — сказала Есфирь, когда я вернулся в дом No54 по переулку Царицы Савской. — Расстроился из-за беседы с дееписателем?

— Мы говорили о казни. Она взяла мою руку.

— Да кто же таков этот Давид, сын Иессеев, что из-за него приходится бояться за свою жизнь? Бог сотворил равными и царя, и нищего, Он отпускает каждому свой срок, чтобы в назначенный час человек поник, будто колос под серпом жнеца. Может, нам лучше вернуться в Езрах, а, Ефан?

— Ах, Есфирь, — вздохнул я, — мы теперь точно овцы в загоне: куда ни ткнись, выхода нет.

На это она ничего уже не сказала.

Давно уже томит меня мысль о необходимости заняться историей Вирсавии.

Тут дело потруднее, чем эпизод с семерыми повешенными сыновьями и внуками Саула, ведь речь впрямую пойдет о мудрейшем из царей Соломоне, да и сама царица-мать Вирсавия жива-здорова.

В Израиле всем известно, что муж Вирсавии хеттеянин Урия погиб в подозрительно удобное для Давида время, благодаря чему Давид женился на вдове и сделал принцами обоих ее сыновей. Сплетничали об этом всюду, тем более что главные герои этой истории почему-то не особенно скрытничали, и все же отделить выдумку от правды здесь непросто.

Пророк Нафан довольно подробно описывает эту историю в своих воспоминаниях, и я склонен в основном поверить ему, ибо он был непосредственным свидетелем того, как зарождалась эта опасная связь и даже посвоему пытался повлиять на ход событий.

При всем свойственном историкам скептицизме я считаю, что нам повезло с Нафаном и книгой его воспоминаний, она вполне пригодный источник, если только не забывать, что ее писал человек себялюбивый и честолюбивый. Короче говоря, я отправился домой к пророку Нафану, коего застал в праздный час.

— Ах, это ты, Ефан. Едва я подумал о тебе, а ты и сам тут как тут.

— Ваш провидческий дар — одно из поразительнейших чудес нашего века. Воистину далеко не каждому посылает Господь сновидения, исполненные столь глубокого смысла, что наверняка способствует я написанию исторических трудов.

— Верно. Другие утруждают свою голову или роются в архивах, боятся, как бы не погрешить против фактов, я же просто жду наития от Господа.

— Но разве не надлежит воспоминаниям основываться на фактах?

— Чего стоит голый факт без живинки, без иносказания? Только не путай их с сумбуром и жалким лепетом у современных авторов, ибо та темнота не от Бога, а от простого неумения связно изъясниться.

— Полагаю, в вашем труде под предварительным названием «Книга Нафана» нашлось местечко для трогательной и прекрасной истории о том, как царь Давид полюбил госпожу Вирсавии?, и о том, сколь благословенно-сладостным оказался союз двух сердец, подаривший нам после множества злоключений нынешнего престоловладельца.

— Я старался изложить ее во всех подробностях.

— Смеет ли раб ваш надеяться, что вы предоставите соответствующие главы для использования их в Книге царя Давида; ваше имя, разумеется, будет должным образом упомянуто,

— Но мои записи хранятся в единственном экземпляре. Сам понимаешь, я не могу выпустить их из рук.

— Тогда нельзя ли прочитать их здесь?

— Когда на меня нисходит божественное наитие, я употребляю знаки и сокращения, которых тебе не разобрать. Впрочем, я сам тебе почитаю и даже отвечу на вопросы.

ГЛАВЫ ИЗ КНИГИ ВОСПОМИНАНИЙ ПРОРОКА НАФАНА; В СКОБКАХ ПРИВЕДЕНЫ ВОПРОСЫ ЕФАНА, СЫНА ГОШАЙИ, И ОТВЕТЫ НАФАНА

В тот вечер царь Давид пригласил для обсуждения кое-каких государственных дел своих ближайших сподвижников, в том числе меня, чтобы при необходимости выслушать мое прорицание. Против обыкновения царь опоздал, виду него был чрезвычайно встревоженный, так что я почел нужным спросить, не пригрезился ли ему на послеобеденном отдыхе сон, который потребно истолковать.

Царь взглянул на меня так, будто услышал голос с того света, и сказал: «Сон? Нет, Нафан, то был не сон, а живейшая явь!»

Священник Авиафар, писец Сераия и иные присутствующие засыпали Давида вопросами: может, все-таки видение? На кого больше похоже — на ангела или на человека? Короче, начался шум и гам. Давид, погладив бороду, сказал наконец, что это существо вполне сошло бы за ангела, не совершай сей ангел омовений, положенных женщине ежемесячно, а увидел он эту женщину, встав ото сна, с крыши своего дома при свете заходящего солнца. Писец Сераия тотчас сообразил, что это была Вирсавия, дочь Елиама, вышедшая замуж за хеттеянина Урию, тысячника, который сейчас воюет под началом Иоава, осаждающего аммонитский город Равву; как раз накануне похода Урия с женой и въехали в один из домов по западную сторону от дворца. Если будет на то царская воля, добавил Сераия, он сходит к Вирсавии и передаст ей, что она понравилась царю, а уж дальше все просто. Просто, да не очень, сказал Давид. Разве не принадлежат царю все дочери Израиля, удивился Сераия, в том числе те, кто замужем за чужеземцем вроде хеттеянина Урии?

Разумеется, ответствовал Давид, но за исключением жен, у которых мужья находятся в действующей армии. Этих никто не смеет тронуть, ни старейшина племени, ни сам царь. Иначе кто пойдет сражаться за Господа, не будучи уверен, что дом его и жена остались под надежной защитой?

Священник Авиафар подтвердил, мол, воистину такова заповедь Господа, необрезанные называют ее табу, а царь Давид, как всегда, мудр и справедлив.

Тогда Давид стукнул кулаком по столу и воскликнул: «Значит, по-твоему, пусть царь сгорает от страсти и нельзя ему затушить это пламя?»

Авиафар аж поперхнулся от страха, пришлось хлопать его по спине. Придя в себя, он сказал: «Если царь сгорает от страсти, то пламя надо, конечно, тушить, ибо благополучие избранника Божьего — заповедь наипервейшая. Сам Господь явил Свою волю тем, что соопределил на один и тот же час омовение оной женщины, закат солнца и пребывание царя на кровле дома своего».

Писец Сераия заявил, что так называемое «табу» к данному случаю неприложимо, ибо хеттеянину Урии от сожительства его жены с царем не только не сделается никакого ущерба, но, напротив, ему выпадет великая честь, то есть внакладе он не останется.