Книга чудес
Шрифт:
– Скажи же, что именно! – воскликнули дети.
– Не спрашивайте меня, – отвечала Надежда, приложив палец к розовым губкам, – и не отчаивайтесь, если даже это не наступит за всю вашу жизнь. Всегда верьте моему обещанию, так как оно искренне.
– Мы верим тебе! – в один голос воскликнули Эпиметей и Пандора.
Это была правда, и мало того, с тех пор все жившие и живущие на земле слепо верили и верят Надежде. Откровенно говоря, я почти доволен, что Пандора заглянула в сундук, хотя, конечно, с ее стороны было очень дурно любопытствовать. Правда, что горести все еще летают по свету и, скорее, их число увеличилось, нежели уменьшилось. Правда, что они самые отвратительные создания с ядовитыми жалами на хвостах. Правда, что я сам испытал немало их уколов, и, вероятно, еще больше испытаю в будущем, по мере приближения старости. Все это правда, но все-таки благодаря Пандоре мы узнали милый и светлый образ Надежды. Что бы люди стали делать без нее! Ведь Надежда одухотворяет и непрестанно обновляет мир. С ней земное счастье кажется лишь тенью вечного блаженства в будущем.
Детская Тэнглвуда. Послесловие
Ну как, Мальва, понравилась тебе моя история о Пандоре? – спросил Юстес, ущипнув девочку за ухо. – Не находишь ли, что ты ее точная копия? Только ты, наверное, вдвое меньше колебалась бы, прежде чем открыть сундук.
– Не сомневаюсь, что я немедленно была бы наказана за свое любопытство, так как первым из сундука появился бы Юстес Брайт в образе одной из горестей, – язвительно заметила Мальва.
– Кузен Юстес, а в сундуке хранились все земные печали и горести? – спросил Папоротник.
– Все без исключения, – отвечал Юстес. – Даже противная метель, испортившая мой каток, была там.
– А насколько большим был сундук? – продолжал свои расспросы Папоротник.
– Кажется, три фута в длину, фута два в ширину и два с половиной фута в высоту, – ответил Юстес.
– Да ну! – удивился Папоротник. – Вы, верно, шутите, кузен Юстес! Ведь я знаю, что во всем мире не наберется столько зла, чтобы наполнить такой большой сундук! Что же касается метели, то она вовсе не горесть, а удовольствие, поэтому ее не могло там быть.
– Глупыш, – снисходительно проговорила Мальва, – как мало ты знаком с горестями этого мира! Бедный, ты поумнеешь, когда проживешь столько, сколько я!
Сказав это, Мальва принялась прыгать через веревочку.
По мере того как день мало-помалу клонился к вечеру, вокруг становилось все угрюмее. Огромные сугробы казались седыми в сгущавшихся сумерках, все дорожки и тропинки исчезли, и земля словно слилась с воздухом. Густой снег завалил ступеньки террасы, через которую никто не входил и не уходил. Если бы у окна Тэнглвуда стоял одинокий ребенок, вид унылой снежной равнины, несомненно, навеял бы на него печальные мысли. Но детворе Тэнглвуда нечего было бояться зимы со всеми ее метелями, хотя они, конечно, не могли превратить Тэнглвуд в рай. К тому же, чтоб веселее проводить время, Юстес Брайт придумал несколько новых игр: дети, смеясь и крича от восторга, играли в них до ночи, а также весь следующий ненастный день.
Три золотых яблока
Камин Тэнглвуда. Предисловие к «Трем золотым яблокам»
Трудно себе представить, до какой степени метель, продолжавшаяся весь следующий день, изменила окружающий пейзаж. Она окончательно прекратилась только ночью, так что утром солнце взошло уже на безоблачном небе. Мороз так заволок оконные стекла, что сквозь них почти ничего не было видно. В ожидании завтрака маленькие обитатели Тэнглвуда процарапали ногтями в замерзшем стекле несколько крошечных глазков, через которые, к своему нескрываемому удовольствию, смогли разглядеть, что все вокруг было белым-бело, как чистый лист бумаги, за исключением разве что одного-двух участков темной открытой земли на крутом склоне холма да серого снега, перемешанного с черными пятнами соснового леса.
Как это весело! А как холодно, недолго и нос отморозить! Ничто так не подбодряет человека и не заставляет кровь быстрее бежать по жилам, как трескучий мороз.
После завтрака дети потеплее оделись и побежали на улицу. Что за чудный день для игр! Не меньше сотни раз каждый из них скатился с холма, для пущего веселья опрокидывая санки и кувыркаясь в снегу. Даже Юстес Брайт, посадив Барвинка, Папоротника и Резеду в свои сани, спустился вниз с головокружительной быстротой. Вдруг на пол пути санки так сильно ударились о занесенный снегом пень, что все четверо кубарем полетели в снег. Когда же они кое-как выкарабкались из снега, оказалось, что с ними нет Резеды! Где же она? Но пока все удивленно осматривались вокруг, раскрасневшаяся девочка вылезла из сугроба, напоминая большой алый цветок, внезапно распустившийся среди зимы. Все долго смеялись над этим приключением.
Когда всем уже порядком надоело кататься с холма, Юстес предложил выкопать пещеру в самом большом сугробе. Однако как только все было готово и дети забрались внутрь, своды пещеры обрушились и малышей завалило снегом.
В следующую минуту из-под развалин выглянула дюжина маленьких детских головок, а также голова студента, словно сединами, убеленная снегом, присыпавшим его черные кудри. Чтоб наказать Юстеса за то, что он посоветовал рыть пещеру, дети напали на него и так забросали снежками, что он вынужден был спасаться бегством. Сначала Юстес скрылся в лесу, а потом переместился на берег Тенистого ручья, еле слышно журчавшего под толщей льда и снега, сквозь которую едва ли проникал солнечный свет.
По сторонам образованных ручьем ледяных порогов сверкали сосульки. Отсюда Юстес спустился к берегу озера, где перед ним открылась необозримая снежная равнина, тянувшаяся до самого подножия Моньюмент Маунтин. Разгорался закат, и Юстес невольно подумал, что он никогда не видел ничего прекраснее и величественнее. В глубине души студент был очень рад, что ему удалось ускользнуть от детей, которые нарушили бы своими шалостями его философское настроение и помешали насладиться поэзией зимнего заката. Хватит того, что он и так дурачился с ними целый день.
Когда солнце полностью ушло за горизонт, Брайт вернулся домой, поспев как раз к ужину, после которого он поднялся в свою комнату с намерением, как я полагаю, сочинить оду или сонет, или вообще какие-нибудь стихи в память о незабываемом зрелище – пурпурных и золотистых облаках вокруг заходящего солнца. Но не успел он взяться за перо, как дверь отворилась, и на пороге появились Барвинок и Мальва.
– Уходите, дети, вы мне мешаете! – воскликнул студент, оборачиваясь к ним через плечо и не выпуская из пальцев пера. – Что вам здесь нужно? Я думал, вы уже в постели!
– Видишь, Барвинок, как он любит разыгрывать из себя взрослого! – засмеялась Мальва. – Он, кажется, забыл, что мне уже тринадцать лет и я могу ложиться спать, когда захочу. Но, кузен Юстес, хватит важничать, пойдемте с нами в гостиную. Дети столько наговорили о ваших чудесных историях, что папа хочет послушать одну из них, дабы убедиться, что в них нет ничего недозволенного.
– И не проси, Мальва! – с досадой воскликнул студент. – Я не люблю рассказывать свои сказки в присутствии взрослых. К тому же твой отец получил классическое образование. Конечно, это не значит, что я боюсь его учености (полагаю, она уже давно покрылась ржавчиной, как старый поварской нож), нет, но он, без сомнения, не одобрит той милой чепухи, которую я привношу в рассказ от себя. Хотя для детей вроде вас именно это и составляет их главную прелесть. Ни одному человеку пятидесяти лет, который знает классические мифы с юности, не могут понравиться мои фантазии.